Проклятие Шалиона

Исту. А также Орико, который, слепой и опухший от водянки, лежал теперь в своих покоях в Зангре. Но никакие материнские увещевания не помогут Исте встряхнуться и вернуться к жизни, пока над родом висит этот удушающий черный туман проклятья Золотого генерала.

– Если этот брак вырвет Изелль из когтей канцлера, уже одно это принесет мне удовлетворение, – сказала провинкара. – Понять не могу, как это Орико решился на такое – и не посоветовавшись со мной?

– Если наш план удастся, – сказал Кэсерил, поглаживая бороду, – ваша внучка станет законной королевой Шалиона и королевой-консортом Ибры.

Провинкара возмущенно проговорила:

– Это самая дикая часть того, что происходит. Она же совсем маленькая девочка! Нет, конечно, она всегда соображала лучше, чем Тейдес. Но что там себе думают Боги, если они собираются посадить на трон Шалиона ребенка?

На что Кэсерил ответил тихо и спокойно:

– Может быть, на возрождение Шалиона уйдет так много лет, что лишь столь юному созданию, как Изелль, удастся увидеть его новый расцвет. Но не нам с вами.

– Вы сам еще почти ребенок, – хмыкнула провинкара. – Куда катится свет! Всем здесь заправляют дети. Неудивительно, что мир сошел с ума!

Помолчав, она сменила тон и проговорила:

– Но нужно подумать о завтрашнем дне. Идите спать, во имя всех пяти Богов! Я-то уж вряд ли засну, а вам нужно. Вы выглядите как смерть, которую чуть разогрели на сковородке, простите меня и мои года!

Не без труда Кэсерил встал и, поклонившись, вышел. Приливы яростной энергии, которые овладевали провинкарой, были для нее достаточно разрушительными – если ее не сдерживать, она быстро истощала свои ресурсы. Поэтому, выйдя, он тут же отправил леди ди Хьюлтар к провинкаре, чтобы та последила за кузиной.

Кэсерила поместили в так хорошо знакомую ему комнату в главном здании. В комнате было холодно, и он с благодарностью забрался под нагретые простыни. Это было похоже на долгожданное возвращение домой, хотя теперь знакомые очертания и предметы казались ему странными – мир изменился, потому что изменился он, и в этом мире, казалось, не было места, где он мог бы лечь и по-настоящему отдохнуть.

Дондо как с цепи сорвался. Он целую ночь терзал Кэсерила, не давая уснуть. Конечно, он представлял собой опасность, но эта опасность стала столь обыденной, что бояться ее не было никакого смысла.

Терзали Кэсерила и воспоминания о разговоре с Истой. Ужасные надежды, которые та питала, мешали ему овладеть собой и успокоиться. Ну и в добавление ко всему, волновал его завтрашний день, когда, взгромоздившись на коня, он отправится в сторону моря, с которым у него были связаны не самые радужные воспоминания.

22

С сожалением Кэсерил расстался с жезлом курьера канцелярии и с теми преимуществами, которые он давал и которые включали, кроме всего прочего, возможность всегда иметь свежих лошадей. Соображения секретности – прежде всего! Нельзя давать в руки ди Джиронала сведений об их маршруте и, соответственно, цели путешествия. Но у них были верительные грамоты от Палли, которые позволили им пользоваться благами, предоставляемыми местными отделениями ордена Дочери – лошадьми, кровом, провиантом.

Добравшись до западной границы, Кэсерил вынужден был иметь дело с барышником, у которого хотел раздобыть могучих и выносливых мулов, способных перевезти их через горные высоты.

Этот человек делал неплохие деньги, до нитки раздевая путешественников, отчаянно нуждавшихся в мулах. Ферда осмотрел животных, которых тот предложил и негодующе заявил:

– У этого запал. А у того вывих, и если это не так, я съем вашу шляпу!

И они с барышником вступили в язвительную перепалку.

Кэсерил стоял, прислонившись к ограде, и думал, что ему меньше всего на свете хочется как раз того, чего добивался от барышника Ферда, а именно – получить хорошего мула, забраться на него и ехать к ближайшему перевалу. Он был измотан, изнурен, лишен остатка сил. Но, преодолев отвращение, он вошел в загон, где кружило стадо лошадей и мулов, встревоженных поимкой и уводом трех их товарищей, простер вперед руки, закрыл глаза и сказал:

– Прошу тебя, Госпожа, дай нам трех самых хороших мулов.

Почувствовав, что его кто-то толкает в бок, Кэсерил открыл глаза. Своими ясными, любопытными глазами на него смотрел мул. Потом из общего стада вышли еще два животных. Они прядали длинными ушами, а самый большой из них, темно-коричневый и с розоватой мордой, положил свою голову на плечо Кэсерила и удовлетворенно фыркал.

– Благодарю тебя, Госпожа! – прошептал Кэсерил. И уже громко сказал:

– Отлично! Пошли со мной!

И двинулся по взбитой копытами грязи к выходу из загона. Три мула потопали вслед за ним, с интересом втягивая воздух.

– Мы берем этих, – сказал Кэсерил барышнику, который, как и Ферда, смотрел на происходящее с открытым ртом.

Наконец он обрел дар речи.

– Но это же… это же мои лучшие животные, – проговорил он.

– Я знаю, – ответил Кэсерил и, выйдя из загона, прикрыл за собой ворота. Выбранные им мулы, тревожно мыча, толкались в ограду, намереваясь, видно, пробить ее и присоединиться к Кэсерилу.