Проклятые короны

На следующее утро, до того как встало солнце, Аларик послал за Рен. Полусонная и слишком уставшая, чтобы проявлять любопытство, она скатилась с кровати и натянула первое попавшееся платье. К ее удивлению, дверь в королевскую спальню открыла Аника. Под ее глазами залегли тени.

– Что случилось? – с беспокойством спросила Рен.

– Входи. Закрой за собой дверь.

Рен последовала за ней через комнату туда, где Аларик стоял, словно охраняя кровать, на которой лежал Ансель, он смотрел в потолок и тихо стонал. Сердце Рен сжалось, когда она посмотрела на лицо принца: почти зеленое, щеки ввалились, скулы заострились.

– Брат сказал, ты обрела силу, – хрипло сказала Аника. – Теперь ты можешь вызывать шторм, как буря.

Рен рассеянно кивнула.

– Значит, ты можешь и исцелять.

Рен посмотрела на нее и нахмурилась:

– Я не пробовала.

– Попробуй сейчас, – нетерпеливо сказала Аника, – мы больше не можем так жить.

– Я не понимаю, о чем ты. – Рен посмотрела на Аларика.

– Ансель страдает, – сдержанно объяснил он.

– Ты знаешь, я не могу исцелить его ни магией, ни временем.

Аларик напряженно кивнул, и Рен поняла, что он тоже пришел к такому выводу. Он просил ее о чем-то другом.

– Мы хотим, чтобы он обрел покой. – Аларик посмотрел на сестру и судорожно вздохнул. – Надо отпустить его.

– Ох, – осознав, произнесла Рен. Фелсинги позвали ее не для спасения Анселя, а чтобы она упокоила его душу. Исцелить его, отпустив из этого мира. Они хотели, чтобы она дала ему умереть. Снова. – Я… попытаюсь.

Рен присела на край кровати, пытаясь вспомнить, что Тея когда-либо рассказывала ей об исцелении. Она знала, что оно опирается на природную энергию целителя и управляется намерением. Она взяла Анселя за руку. Та слегка дрожала. Или, возможно, это тряслась Рен. Она закрыла глаза и увидела нить его жизни, извивающуюся в его сознании. Некогда золотистая, теперь она потускнела и безнадежно спуталась. Она протянула руку, чтобы развязать ее, но она выскользнула у нее из рук.

«Вернись. Позволь мне помочь тебе».

Но нить уходила все дальше. Промелькнула тень, скрывая это от нее. В голове Рен застучало. Она смутно осознавала, что она раскачивается на кровати, стонет. Затем снова раздался ужасный голос, поднимающийся из глубины ее души.

«Кровь, которую используют, больше не может исцелять, – насмешливо произнес он. – Ты выбрала тьму, маленькая птичка. И в ней ты должна оставаться».

Затем раздался внезапный глухой удар. Боль пронзила плечо Рен. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на полу.

– Что ты делаешь, глупая ведьма? – прошипела Аника, нависнув над ней. – Сейчас не время падать в об– морок!

Рен села, тепло отхлынуло от ее щек, когда она выглянула из-за кровати. Ансель лихорадочно бормотал что-то себе под нос. Рука Аларика твердо лежала на его плече, но хищный взгляд он устремил на Рен:

– Что только что случилось?

– Я… Простите. Мне нужно идти. – Рен с трудом поднялась на ноги и бросилась к двери. Ее глаза застелило туманом, когда она с грохотом пронеслась по коридору, вслепую ища лестницу. Она уходила дальше от дергающегося принца и скорбящего короля, дальше от гнева, пылающего в глазах Аники, но как бы быстро она ни бежала и как бы сильно ни плакала, Рен не могла убежать от голоса внутри себя.

«Ты выбрала тьму, маленькая птичка. И в ней ты должна оставаться».

Рен едва успела дойти до своей спальни, когда Аларик догнал ее. Он с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Что, ледяной черт возьми, произошло?

Рен обернулась, слезы катились по ее лицу.

– Я не могу это сделать, – сказала она между приступами икоты. – Это было ценой за то, что я сделала с твоим братом, теперь я не могу исцелить его. Я сломлена. – Она прижала кулаки к глазам. – Я похожа на нее – и вот доказательство.

Аларик долго молчал, а затем вздохнул:

– Ты не сломлена, Рен.

– Неправда! – закричала она. – Уходи!

Аларик не сдвинулся с места.

– Ты не сломлена, – повторил он.

– Откуда тебе знать? – Она опустила руки, чтобы посмотреть на него.

Он в три шага пересек комнату.

– Если ты можешь переживать о чем-то помимо себя, значит, ты не сломлена. – Последние слова прозвучали как рычание. Грубое, настойчивое. Он поднял руку, накручивая прядь ее волос на палец. Когда он поднял ее, Рен увидела, что она ярко-серебряная. – Видишь, как сильно ты переживаешь, Рен?

Рен повернулась к зеркалу. Этим утром она так спешила, что не видела собственного отражения. В ее волосах появилась серебристая прядь. Она посмотрела на Аларика, который стоял у нее за спиной.

Он провел пальцем по своей черной пряди:

– Отец однажды сказал, что познать горе – значит познать любовь, – тихо проговорил он. – И ты не можешь любить, если безвозвратно сломлен.

Рен уставилась на короля в зеркале, пытаясь понять, откуда, черт возьми, взялась эта его версия, или, возможно, она существовала всегда, скрываясь за его ледяным фасадом.