Вздрогнула, когда кибитка остановилась. Ильдус проворно соскочил на землю, приказал одному из охранников доложить о прибытии пленниц и с широкой улыбкой на смуглом лице распахнул полог:
— Приехали!
Да уж, приехали — подумалось.
Долго ждать не пришлось. Влада успела пройтись туда-сюда по площадке перед входом в павильон, разминая затёкшие в пути ноги, а Цветла переговорить с шустрым мальчишкой-порученцем. Людмила Викторовна только-только присела на брёвнышко и подняла лицо, греясь на ласковом солнце, как выскочил Бренер. Толмач знаком велел Владе идти, а Цветлу придержал за локоть, что-то шепча на ухо. Татри, не глядя на него, кивнула и пошла за подругой.
Лубей ждал в приёмном зале, сидя на широком троне, и с кривой улыбкой смотрел на входивших. По бокам от него возвышались два широкоплечих амбала в кожаных доспехах — скорее, для статуса, чем из опасений, что хрупкие девушки набросятся на их предводителя с кинжалами наперевес.
Влада и Цветла встали рядышком и замерли в ожидании. Хан испытывал их терпение, почёсывая мизинцем правой руки бровь. Наконец, он прервал это глубокомысленное занятие и рявкнул, ни к кому не обращаясь. Из бокового входа выскочил юнец в чистенькой свободно струящейся рубахе и шароварах — форме ближайшей обслуги. С поклоном протянул инкрустированную перламутром шкатулку и замер, ожидая следующих указаний. Лубей откинул крышку и усмехнулся:
— Недорого же барон оценил беглую дочь! — шёпотом перевела его слова татри.
У Влады в груди заворочался твёрдый распухающий ком. Что значит эта фраза? Гонец привёз выкуп, но он не так велик, как надеялся злодей? Чем это грозит?
— Меня теперь не отпустят? — едва слышно прошептала.
Цветла ободряюще стиснула её ладонь и заговорила. Лубей засмеялся, выслушав горячую речь переводчицы, щёлкнул пальцами, что-то сказав служке. Тот подбежал к девушкам, вытащил из-за пазухи письмо и протянул Владе. Она даже отступила на шаг, испуганно глядя на ряды непонятных значков на конверте. Письмо взяла подруга, решительно сорвала сургучную печать, достала лист и развернула. Держала так, словно читали они обе. Разумеется, Влада не могла разобрать ни слова.
— Твой «отец» сожалеет, что не смог понять присланного тобой письма, и просит поберечь истосковавшееся родительское сердце и написать на родном языке. Он не сердится и очень ждёт твоего возвращения. Сообщает, что выслал похитителям аванс, как только убедится, что с дочерью всё хорошо, отдаст остальное.
Слушая подругу, иномирянка задумалась о собственном отце, но тут же отмела эту мысль. Папа далеко. Здесь несчастный барон, которого они невольно обнадёжили, хотя не в силах вернуть ему потерянную дочь. Потупилась, потёрла глаза, прогоняя слёзы, шмыгнула носом. Вышло довольно натурально. Лубей, наконец, перестал ухмыляться.
— Что теперь делать? — всё ещё всхлипывая, спросила подругу Влада.
— Скажу, что ты напишешь второе письмо и убедишь отца выслать ещё золота. У нас будет время устроить побег.
— Хорошо.
Едва татри закончила свою тираду, в зал с поклоном вошёл ещё один служка. Принесённое им сообщение заставило Лубея привстать. Взмахом руки он повелел увести девушек. Их довольно бесцеремонно вытолкали в соседнее помещение. Там обнаружился столик с письменными принадлежностями. Предполагалось, что пленница будет трудиться над посланием, она же вместо этого приникла к щели в пологе, рассматривая, что происходит в приёмной.
Лубей поднялся и замер, широко расставив ноги и вперив взгляд на вход. Первым в него просочился толмач, за ним ввели закованного в цепи окровавленного мужчину, следом, цепляясь за одного из охранников, чуть ли не ползла Людмила Викторовна. Старушка причитала, завывала и не обращала внимания на пинки, которыми её пытались отогнать.
Допрос шёл на местном наречии, и если Лубею требовался перевод, Влада понимала довольно сносно.
— Беркут! — шепнула Цветла, пристроившаяся рядом и тоже наблюдающая за происходящим.
— Вижу. Он ранен.
— Почему не ушёл за стену?
— Не успел, наверное.
Влада невольно залюбовалась пленником. Несмотря на слабость из-за ранения, он старался держать осанку, смотрел гордо и даже улыбался едва приметной улыбкой превосходства. Он был чем-то похож на Прохора. Такой же ладный, спортивный, хотя и не перекаченный. Под копотью и пылью угадывался лёгкий загар, светло-русые волосы слиплись от пота и засохшей крови. И всё-таки мужчина был эффектный. Симпатичный, отважный, заставлявший девичье сердечко учащённо биться.
Лубей с издёвкой предложил пленнику свободу, если тот уговорит герцога открыть ворота замка и сдаться:
— Полагаю, его светлости дорога жизнь старшего сына.
— Не рассчитывай на это! — дерзко ответил Беркут. — Собирай своих головорезов и уходи с наших земель! Тебе никогда не взять Уолтшер!
Лубей ничего не ответил на это, взглянул на старушку:
— Кто ты, женщина? — перевёл его вопрос Бренер.
Людмила Викторовна не успела ответить, Беркут опередил:
— Она не знакома мне, пусть уходит!
Людмила Викторовна закивала, подтверждая его слова, и попросила: