— Ну и быть посему, — сказал дядя Жора, покидая свой наблюдательный пост у окна. — Кто предупрежден, тот вооружен. Верно, Рита? Мишель, мы расположимся на ночь у тебя в номере…
— Какая честь, — пробурчал отец.
— Не слишком-то удобно, принцесса, — добавил дядя Жора, оборачиваясь ко мне. — Но, ничего не попишешь, на войне как на войне. Лучше потесниться и остаться в живых, нежели встретить рассвет с колумбийским галстуком на шее. Мише-эль? Полагаю, как настоящие джентльмены, мы уступим мадемуазели единственную кровать? Ты займешь позицию на полу, у ее ног, бери матрац и ни в чем себе не отказывай, а я уж как-нибудь в коридорчике под дверью улягусь, с ружьишком…
Мы так и сделали под папино недовольное ворчание. И не прогадали. До полуночи все было относительно спокойно, лишь бузели перебравшие текилы завсегдатаи бара на первом этаже. Примерно к часу они угомонились, и, я, признаться, начала засыпать. Сказывалась усталость от долгого перелета. Это вообще странное чувство, даже для нас, привыкших пользоваться плодами научно-технического прогресса. Просыпаетесь в Хайфе, в своей уютной квартирке с окнами на Средиземное море, садитесь в самолет, потом — еще в один, и, когда ваша голова, наконец-то, снова касается подушки, это Бог знает где, у черта на куличках, в сердце штата Амазонас, куда лет сто назад добирались месяцами, и то, если крупно повезет…
С этой мыслью я отключилась. Ненадолго. Стоило мне только задремать, как тишину разорвал истошный вопль. Почти сразу же посыпались проклятия. Я вскочила с постели в холодном поту, в недоумении уставившись на папу. Тот, как оказалось, был не при делах и выглядел не многим лучше меня. А вот Жорик, Дина, прикинь, сидел на половике по-турецки и весело хихикал.
— Капкан, — тихо пояснил он, заметив мой недоуменный взгляд. В номере было темно, свет горел лишь в санузле, дверь туда дядя Жора оставил открытой.
— Капкан?! — тупо повторил папа, потирая глаза.
— Ага, — подтвердил француз. — Я поставил его в своей комнате. Просто не мог отказать себе в удовольствии…
— Да ты террорист… — пробормотал папа.
Мы с ним уселись на кровати ждать последствий, вряд ли у бандитов, какими бы тупицами они ни были, заняло много времени сообразить, кому им надлежит сказать спасибо. По примеру Жорика, я тоже вооружилась ружьем.
— Только не пристрели в потемках меня или папулю, — прошептал из коридорчика француз. Веселые нотки в его голосе страшно разозлили меня.
— Я, межу прочим, служила в армии, — довелось напомнить мне. — И не на кухне, если ты запамятовал, а в 424-й пехотном батальоне «Шакед» бригады Гивати. И, когда долбанные боевики видели наши сиреневые береты…
— Ах, да, — спохватился Жорик. — Прости, принцесса, я забыл…
Вопреки самым нехорошим предчувствиям, отель снова погрузился в дрему и, до половины пятого утра, нас никто не беспокоил. Только, когда забрезжил рассвет, из замочной скважины долетел приглушенный щелчок. Кто-то вставил в нее дубликат ключа. Дядя Жора, чьи ноги покоились прямо на дверном полотне с противоположной стороны, встрепенувшись, передернул затвор своего старенького семисотого Ремингтона, недвусмысленно клацнув на весь этаж, и рявкнул по-португальски:
— Va para o inferno! Eu atiro!!
Угроза подействовала, из коридора донеслись быстрые удаляющиеся шаги, незваных гостей — как ветром сдуло.
— Что ты им сказал? — спросила я.
— Пообещал пристрелить, — с самодовольной улыбкой пояснил Жорик.
— Так ты, оказывается, полиглот? — желчно осведомился Мишель.
— Листал разговорник перед поездкой. А ты как думал?
— Интересные фразы подбирал…
— Разве не сработало?
Утром к нам в номер заявились полицейские, их гнусные, чисто бандитские физиономии были под стать мордам отморозков, следивших за нами накануне. Местным копам, видите ли, приспичило узнать, как поживают туристы из Израиля. Они так и рыскали по комнате острыми вороватыми глазками, заглянув в которые, было несложно понять, отчего Иисус, придя в наш несовершенный мир с проповедью, быстро покинул его ни с чем.
Задав для отмазки с десяток дурацких вопросов, эти гнусные твари прицепились к дяде Жерару, потребовав предъявить разрешение на охотничье ружье. Папа хотел вспылить, но француз удержал его, выведя обоих прохиндеев в коридор для продолжения переговоров.
— Еще один такой визит, и я останусь на мели, — сообщил Жорик по возвращении, когда блюстители закона убрались восвояси. — Давайте-ка, ребятки, сматывать удочки.
— Я боялся, они упекут тебя в тюрьму.
— Им незачем было меня арестовывать, они хотели меня разоружить…
— Ты отдал им ружье?!
— У меня не было выбора. Благодарите Бога за свои израильские паспорта, как это делаю я. Уродам не терпелось вас обшмонать, но я напомнил им в двух словах о Холокосте, израильском спецназе и печальной участи, постигшей Эйхмана после знакомства с Моссадом, и они чутка остыли. Короче, на этот раз обошлось, и все же, нам не стоит искушать судьбу. Не так ли, Принцесса?
— Чистые бандиты, — с презрением прошипела я.