Пропавшая экспедиция

Сначала бабушка опасалась, как бы папа не спился. Но он даже не притрагивался к спиртному, и скоро ей стало казаться, что бы было лучше, если бы он запил по-черному. Мишель не пристрастился к курению, чего бабушка тоже немного побаивалась, хотя в создавшихся обстоятельствах сигареты были бы наименьшим из зол. Папа не подсел на наркотики, что бабушку не пугало главным образом потому, что она фактически ничего о них не знала. Героин, кокаин, марихуана, мет и ЛСД — были для нее неблаговидной изнанкой чисто западного образа жизни, неизбежной обратной стороной в целом привлекательной общественно-политической модели. Одним из ее изъянов, если хотите. И даже жертвой, сознательно приносимой западной цивилизацией двум главным своим божествам: относительной свободе и духу предпринимательства, освобожденному буржуазными революциями из оков феодализма. Бедная бабушка тогда еще не могла себе вообразить, что, развалив окаянный Железный занавес разом с презренной Берлинской стеной, мы получим весь спектр «веществ» наряду с баунти, сникерсами и жевательной резинкой. Избавимся от тоталитаризма, чтобы одновременно зачерпнуть с самых зловонных помоек на задворках либерального мира, разом схлопотав все гнойные болячки и язвы, которыми хронически страдает капитализм. При этом — не будем иметь ни малейшего представления о прививках. Нам о них просто не удосужатся рассказать. А зачем?

Говорят, наркоманы пускают в ход психотропные препараты, чтобы достичь измененных состояний сознания. Папа не притронулся к наркотикам, они ему оказались не нужны, его сознание и без них химии претерпело разительные перемены. Мишель был жив, в том смысле что ходил, дышал и ел, при этом, он скорее напоминал привидение. Так продолжалось еще примерно с полгода. Пока однажды, я к тому времени уже ловко ползала по всей квартире, бабушка, вернувшись из школы, где по-прежнему преподавала русскую литературу, не увидела — книгу — в папиных руках. И обомлела, задержав дыхание, ибо это был — ХОРОШИЙ ЗНАК. Мишель с мамочкиных похорон не притрагивался к книгам, вообще ни к чему, занимавшему его прежде. До того, как проклятая эклампсия, убившая мамочку, не разделила его жизнь на две неравномерные части: До и После. И, вот, наконец…

Он сможет выкарабкаться, — боясь даже вздохнуть, думала бабушка. — Найдет в себе силы и выкарабкается из ямы, в которую опустили мамочку. Ведь жизнь продолжается, так или иначе, такое уж свойство этого поезда, тилипающего от одной станции подземки до другой…

Правда, ее несколько смутило название, бабушка осмелилась прочесть его, лишь когда Мишель прикорнул прямо в кресле у моей кроватки с книжкой на коленях.

— «Жизнь после смерти», — прочла бабушка и поморщилась. — Автор — профессор Моуди…

Осторожно перелистав пару страниц, бабушка поняла, текс представляет собрание рассказов о так называемом посмертном опыте, приобретенном тем, кто перешагнул в небытие, но был извлечен из загробного мира оперативными и умелыми действиями реаниматологов.

— Черный коридор и свет в его конце, едва завидев его, я успокоилась. Мне стало хорошо и спокойно… — шепотом прочитала бабушка на одной из страниц и, покусав губу, захлопнула творение доктора Моуди. Аккуратно и без звука, чтобы не потревожить мой и папин сон…

Что и говорить, интерес, выказанный Мишелем к загробному миру, не на шутку встревожил ее. Страхи, терзавшие бабушку с тех пор, нашли подтверждение спустя пару недель. Следующей книгой, которую штудировал Мишель, стала работа немецкого египтолога Карла Лепсиуса, посвященная толкованию заупокойных гимнов и заклинаний из египетской Книги мертвых. Автор исследования склонялся к тому, что так называемые «Тексты пирамид», послужившие основой этого сборника заклинаний, каким пользовались жрецы, правильнее было бы считать Книгой Воскрешения из мертвых. Поскольку в дословном переводе с египетского этот составленный в эпоху Древнего царства текст назывался «Путь к свету дня» и был полон рекомендациями, как, очутившись на суде Осириса, пройти взвешивание у Анубиса и Тота, счастливо миновав ужасные челюсти чудовища Амат, обернуться звездой и снова упасть на землю…

— Так-с, — пробормотала бабушка, цепенея и, невольно, вспомнив, что до своего первого опрометчивого заявления в ОВИР была не только учительницей русской литературы, но и завучем по учебно-воспитательному процессу. — Так-с…