Гуляя по деревенским улочкам, мы встретили пожилую местную жительницу по имени Анна, которая до сих пор живет в этом краю особняков в своей голубой деревянной избушке, как из русской сказки. Как большинство провинциальных русских, бабушка Аня оказалась доброй и гостеприимной. Когда она узнала, кто мы, она пригласила нас в дом на чай с крыжовниковым вареньем и с радостью поделилась своими воспоминаниями о нашем деде:
Он был не такой, как другие руководители. После напряжённого рабочего дня в Кремле он часто с Радой и внуками навещал соседей. Он был простой. Он любил животных и всегда спрашивал, можно ли его внукам посмотреть нашу скотину. Наша коза была с норовом и однажды попыталась сбежать, так Хрущёв сам её поймал. Все в Усово любили его. Бывало, мужики шли с работы, с фермы, а он тут как тут, приветствует их, жмёт руки. Крестьяне стеснялись, говорили: «Никита Сергеевич, у нас руки грязные». А он всегда отвечал: «Ваши руки не грязные, это настоящие рабочие руки».
Эта открытость и доступность, которую дед проявлял к простым людям, будучи у власти и после неё, объясняет, почему ему наверняка полюбилась бы горбачёвская гласность и перестройка. Ему и сам Горбачёв бы понравился: он был воплощением тех либеральных перемен, которые поколение оттепели привнесло в советскую политику.
А вот Путин, продукт противоположного хода российского маятника, вызвал бы у него разочарование. Хрущёв не был идеальным реформатором, но он мечтал вывести страну из изоляции. При всем его недовольстве Леонидом, он уважал жертву, которую его сын принес в годы Великой Отечественной войны. Он никогда не ожидал чего-то хорошего от КГБ, но он и представить себе не мог, что сорок лет спустя Кремль будут использовать смерть Леонида как политический инструмент для развенчания оттепели и возрождения «славы» сталинизма. Через полвека после смерти диктатора это выглядело невероятно по-сталински.
Бабушка Нина тоже никогда бы не поверила, узнай она о посмертной судьбе Леонида, но совсем по другим причинам. В тот день, когда сместили Хрущёва, бабушка была в Чехословакии, отдыхала вместе с женой Брежнева в Карловых Варах. Две пожилые дамы наслаждались минеральными водами, долгими прогулками на природе и отсутствием номенклатурных обязанностей. 14 октября они вместе пили чай в просторном холле партийного пансионата. Виктория Петровна отлучилась куда-то на минуту, а к Нине Петровне подошел служащий и позвал к телефону. Звонил Михаил Зимянин, советский посол в Чехословакии. Бабушка взяла трубку и услышала: Никита больше не у дел, его отстранили, стране больше не придется терпеть его идиотскую политику. Последовала мучительно неловкая пауза, и Зимянин понял, что ошибся, что он разговаривает не с товарищем Брежневой, как обычно, а с товарищем Хрущёвой. Но бабушка, несгибаемый коммунист, даже не вздрогнула. Это было решение партии, всегда говорила она, партии видней. Она молча повесила трубку. Когда вернулась Виктория Петровна, бабушка взглянула на неё и улыбнулась: «Теперь ты будешь приглашать меня на кремлёвские обеды и государственные приёмы».
Такова была Нина Петровна. В отличие от своего мужа, советского царя (хоть и поневоле), она верила, что партия это Бог. Я помню, как в конце лета 1969 года мама взяла меня с собой в Петрово-Дальнее. Ей нужно было срочно забрать книги, «Крутой маршрут» Гинзбург и «В круге первом» Солженицына, которые привезли из-за рубежа Рою Медведеву, и он на неделю оставил почитать деду и бабушке. «Клиенты» Роя по всей Москве с нетерпением ждали своей очереди.
Поскольку мы очень спешили, мы не стали заходить в дом, а встретились с дедом у веранды. Ему книги очень понравились, он был просто в восторге. «Как же я был прав», - сказал, имея в виду свой секретный доклад. А затем, понизив голос, добавил: «Только не обижайся, но твоей матери они не понравились». Вскоре на веранду вышла бабушка, неся в руках запрещенные книги - слегка на отлёте, словно это было что-то грязное или зловонное, например, дохлая мышь.
― Я не дочитала, - сказала она, вручая книги моей маме.
― Рой может позволить тебе подержать ещё.
― Ни к чему, - сказала бабушка, махнув рукой. - Это всё ложь. Если бы это было правдой, как вышло, что мы до сих пор живы?