Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах (без иллюстраций)

Когда дед разоблачил Сталина, бабушка поверила каждому его слову, но не потому что он был её мужем, а потому что он был главой партии и, следовательно, абсолютным авторитетом для неё. Если партия так сказала, значит, так оно и есть, считала она и никогда не оспаривала антисталинские высказывания Хрущёва. Но, столкнувшись с художественным воспроизведением ужасов ГУЛАГа, бабушка, профессиональный пропагандист, увидела в этих двух книгах чуть больше, чем просто зловредные попытки подорвать основы Советского государства. Когда через много лет я спросила её об этих книгах, она ответила с тем же негодованием: «Нам пришлось многим пожертвовать ради большевизма, но мы не должны выплескивать наши трудности на бумагу и выставлять их на всеобщее обозрение». Мемуары Хрущёва были уже в работе, и мама сказала, что Нина Петровна страшно боялась, что даже если в них нет критики брежневского режима, в проект вовлечены слишком много людей, и он сам по себе, своей новизной может как-то задеть партию или нанести ей вред.

Бабушки не стало в 1984 году. Она не дожила несколько лет до краха социализма, краха её грандиозных иллюзий. И ей не дано было, слава богу, узнать, как используют Леонида, чтобы опорочить её мужа и его реформы. Но я всё время себя спрашиваю: если бы ей довелось дожить до этого времени, как бы она повела себя? Сумела бы она найти какое-то оправдание для линии партии, для этой колоссальной лжи? И, как соперник Хрущёва Молотов, возложила бы вину за крах Советского Союза на «реформаторов» (то есть Хрущёва, своего мужа), выпустивших на волю зверя по имени демократия? Всю свою жизнь бабушка видела в Октябрьской революции только чистое, беспримесное добро, а в капитализме - чистое, беспримесное зло. В плену этих иллюзий она оставалась до самого последнего дня и письма к друзьям неизменно подписывала: «С коммунистическим приветом, товарищ Нина Кухарчук». Отказаться от этих иллюзий значило для неё признать своё поражение, признать, что дело всей её жизни, которое она так активно пропагандировала, оказалось неспособно сделать нашу страну лучше.

* * *

Если бабушка Нина представляет одну разновидность синдрома ГУЛАГа: убеждение, что охранники в принципе не могут делать ничего плохого, - то Люба и её жизнь являют собой пример другой, ещё более тревожной, разновидности. Для неё охранники милые и доброжелательные, а сам ГУЛАГ - вещь полезная для её имиджа, так как добавляет ей значительности и героизма.

Даже физический ГУЛАГ не смог ничего поделать с этой женщиной. После освобождения в 1949 году из мордовского лагеря она была сослана в Кушмурун, маленький городок в Казахстане, где сразу же вышла замуж за Исая Григермана, геолога и политического ссыльного. Она с радостью разделила с ним и ссылку, и профессиональную деятельность, связанную с поиском полезных ископаемых.

По словам Любы, её твердая коммунистическая позиция произвёла впечатление даже на местных энкавэдэшников. Они сразу же предложили ей стать информатором, и она, после недолгих колебаний, согласилась. Сегодня она говорит, что никогда ни на кого не доносила. Возможно, это просто совпадение, что сестра её нового мужа Вера Григерман в 1952 году была арестована за то, что употребила в разговоре слово «дрянь» применительно к советской жизни. Она исчезла в подвалах НКВД, и никто о ней больше никогда не слышал. Впрочем, однажды (дело было летом 2004 года, я записывала её рассказ на пленку) она обмолвилась, что после ареста Веры на неё всё больше давили, требуя сообщать о ещё более

антисоветских высказываниях. Разумеется, штатный информатор не мог пять лет подряд игнорировать квоты на количество доносов, не рискуя снова угодить в лагерь за недостаточную бдительность.

В марте 1954 года Люба, якобы устав от давления, решила покончить с деятельностью информатора. Очень удобно, подумала я. Сталин уже год как мертв, люди начали возвращаться из лагерей, и, хотя до официальной реабилитации было ещё два года, время было уже другое. Однако она настаивала, что не знала ни о каких переменах, а была вдохновлена книгой, которую в тот момент читала - «Поджигатели» Николая Шпанова. В этом национальном бестселлере о деятельности международной разведки героиня отказывается работать на нацистов и бесстрашно идёт на расстрел. «Я чувствовала себя в точности, как она», - сказала Люба.

Из-за связи с французом в годы войны шпионская деятельность приобрела в её глазах романтический ореол, и, в конце концов, ей довелось воплотить в жизнь свои фантазии. Она вспоминала, как твердо заявила своему куратору из НКВД, что отказывается продолжать работу, невзирая на последствия. Она ждала крика, скандала, но офицер с безразличным видом просто предложил ей заполнить заявление на реабилитацию.

Вот так буднично кончился сталинизм.