Эврар подает ему кожаный тубус с пергаментом. Ангерран де Мариньи внимательно читает послание.
– Что там? – не выдерживает Клотильда.
– Он просит любой ценой сберечь пророчество. Дайте его мне.
Эврар открывает свою суму и достает кодекс. Ангерран благоговейно его принимает и гладит ладонью пчелу на обложке.
– Я был хранителем королевской сокровищницы, а теперь мне вверено сокровище тамплиеров, – говорит он с улыбкой.
– Нет ли опасности, что Гийом де Ногаре вас схватит? – беспокоится Эврар.
– Король в шутку называет меня своей правой рукой, а Ногаре – левой. На самом деле он мой лютый враг. Я ненавидел его еще до того, как он решился на эту подлую облаву. Теперь у меня еще больше оснований беречь этот кодекс, которым он так жаждет завладеть.
– Разве не в ваших силах было спасти Жака де Моле? – не удерживается от вопроса Эврар.
Мариньи закрывает глаза, как будто на него вдруг обрушилась невыносимая усталость, но быстро берет себя в руки и отвечает:
– Французское королевство на грани краха. Король израсходовал все деньги на войну с Англией. Сначала он брал в долг у ростовщиков-евреев. Не сумев с ними расплатиться, он повелел их схватить, предал суду и кого сжег на костре, кого изгнал. Потом он стал брать в долг у ломбардцев, которых тоже потом казнил. Наконец его кредиторами стали тамплиеры. – Он вздыхает. – Я сам как министр финансов убеждал рыцарей вашего ордена ссужать нам огромные суммы… а потом советовал королю отказаться их возмещать.
– Значит, на вас лежит часть вины за их судьбу! – возмущается Клотильда.
– Этого нельзя было избежать. Если бы я этого не сделал, мне бы не сносить головы, и мое место занял бы Гийом де Ногаре. Я оказался сообщником злого дела, но Ногаре перещеголял бы меня, если бы я не вмешался.
– Давно вы – тайный тамплиер, монсерьор? – недоверчиво спрашивает Клотильда.
– Я стал им после знакомства с Жаком де Моле. Стоило нам заговорить, как стало ясно, что мы с ним родственные души.
– Странно, что вы используете это выражение, – говорит Клотильда. – Что оно значит для вас, монсеньор?
– Души узнают друг друга, даже еще не представившись. Такие вещи чувствуешь инстинктивно. Словом, мы поговорили, и выяснилось, что он еще больше достоин восхищения, чем я думал. После этого мы стали часто видеться. Он на многое открыл мне глаза. До знакомства с Жаком де Моле я считал тамплиеров элитным рыцарским корпусом, совершавшим подвиги на Святой Земле, в боях с турками. Иногда Жак де Моле рассказывал и об этом. По его словам, мусульмане уважали тамплиеров, признавая, что те – люди слова и чести. Арабы отдавали должное архитектуре крепостей, которые осаждали. Некоторые вещи не зависят от религии.
Эврару странно слышать об общении между мусульманами и орденом монашествующих воинов, призванных с ними сражаться, но вполне понятно взаимное уважение у воинов, рисковавших жизнью на одном и том же поле боя. Он помнит, как Гийом де Божо до самого конца не прекращал переговоров с султаном Аль-Ашрафом Халилем и отзывался о нем как о человеке, достойном уважения.
Мариньи приглашает обоих гостей сесть на широкую скамью перед его рабочим столом.
– Тамплиеры – гениальные финансисты. Они придумали залоговые векселя – чрезвычайно полезное изобретение. Отбывающий на Святую Землю паломник делал взнос во французское командорство и получал бумагу с указанием внесенной суммы. Благодаря этому он мог отправляться в путь без денег, не боясь грабителей. Прибыв на место, в Иерусалим, и предъявив свою бумагу, он получал всю сумму местной монетой. На Востоке, как и на Западе, тамплиерам принадлежит много имущества, сотни командорств, требующих средств. Все, чем они управляют, приносит выгоду, исправно работает и, так сказать, отвечает требованиям справедливости. Работающим на них ремесленникам и крестьянам хорошо платят. Они из всего умеют извлекать выгоду. Архитектура их домов красива и нова. Отчасти поэтому они смогли столько всего настроить во Франции и в соседних странах.
– Раз они такие замечательные, почему же вы от них отвернулись, монсеньор? – не отстает Клотильда.
– Тамплиеры подчинялись папе, а не королю. Как было королю смириться с тем, что второе по размерам состояние в стране оставалось ему неподконтрольно? Учтите, король Филипп и папа Клемент расходятся по многим вопросам. Тамплиеры угодили в самую гущу этого противостояния. Политика!
– Вы их предали, монсеньор! – выпаливает молодая женщина.
Мариньи опускает голову, потом переводит взгляд на картины на стенах.
– Жак де Моле сам сказал мне: «Ты должен будешь нас предать, допустить мой арест ради сохранения нашего эгрегора[46]
. Меня тебе не спасти. Но нашу духовность ты сможешь сберечь».Ангерран гладит обложку лежащего перед ним пророчества.
– Вам известно, что написано в этой книге? – спрашивает его Клотильда.
– Жак говорил, что она о будущем мира. Насколько я знаю, в ней предугадан сегодняшний арест и наша с ним гибель.
Он невесело улыбается.
– Дата моей смерти не уточнена. Я постараюсь ее оттянуть в интересах наших общих идеалов.
Немного помолчав, он продолжает: