Пророчество о пчелах

– Пророки Захария и Иезекииль говорят о наступлении эпохи страданий, войны Гога и Магога[47]; потом возвращается пророк Илия, возвещающий о явлении пред ликом мира нового Мессии. После этого воскреснут мертвые и воцарится всеобщий вечный мир.

Эврар поражен познаниями женщины.

– Мне представляется, что люди достигнут конца мира, того края, откуда вода изливается в космос.

– А я, – подхватывает Клотильда, – представляю, что в один прекрасный день все ангелы обратятся ко всем людям и поведут их за собой.

– А демоны? Я помню слова экзорциста в Никосии: порой бесы прикидываются ангелами. Как их различить?

– У бесов рога и раздвоенные языки, Эврар!

У ее собеседника иссякли доводы.

– Думаю, в будущем научатся делать огромные дальнобойные арбалеты и катапульты, мечущие здоровенные валуны. Вдруг при помощи такого оружия мы снова захватим Иерусалим? У тебя есть еще какие-нибудь варианты будущего, Клотильда?

– Мне это так видится: женщины станут сами решать, за кого им выходить замуж. Родители больше не смогут им это диктовать. Тринадцатилетних девочек перестанут выдавать замуж за богатых стариков, как выдали меня, а станут дожидаться их шестнадцатилетия и спрашивать их мнения. Я даже представляю себе мир, в котором все женщины будут уметь читать. Что еще?

– Я представляю повозки с дюжиной лошадей, мчащих быстро-быстро! И огромные корабли, вмещающие тысячи людей.

– То есть для тебя будущее – все равно что сегодняшний день, только все гораздо больше: стрелы, камни, летящие из катапульт, корабли, повозки! – иронизирует она.

– Города тоже разрастутся, – не унимается Эврар. – Они обгонят даже Константинополь! Жителей в них будет уже не десятки, а сотни тысяч!

– А по-моему, люди будут дольше жить! – говорит Клотильда.

– Разве тогда не получится засилье стариков?

– Нет, потому что резко сократится младенческая смертность! Люди будут доживать до ста лет!

Он покатывается со смеху.

– Сто лет… Знаешь, что мне в тебе нравится? Неуемный оптимизм!

Снаружи доносятся вопли.

– Это тюрьма… – шепчет Клотильда. – Там пытают тамплиеров.

Эврар вскакивает с перекошенным лицом.

– Мы ничего не можем предпринять, – решительно останавливает его женщина, схватив за руку. – Надо ждать, ни в коем случае нельзя высовываться. Только здесь мы в безопасности.

Эврар нехотя садится.

– Значит, моему ордену пришел конец, – произносит он со вздохом. – Я чувствую себя осиротевшим.

– Только сейчас?

– Орден заменял мне семью.

Они серьезно смотрят друг на друга.

– Мы всегда одиноки, – говорит она. – Иногда мне кажется, что Бог насмехается над нами или испытывает, сначала суля что-то хорошее, а потом отбирая.

Она опускает глаза. Эврар чувствует, что она стесняется продолжать.

– Ты горюешь о муже, Клотильда?

– Нет, его давным-давно нет в живых! И потом, знаешь ли, не бывает людей, хороших во всем, как не бывает отъявленных злодеев. То, что ты тамплиер или тевтонец, еще не защищает тебя от дурных поступков.

Эврар согласно кивает.

– Это верно. Жерар де Ридфор совершил измену, а ведь был тамплиер.

– Ты говоришь о великом разгроме при Хаттине, у Тивериадского озера?

– Да, в июле 1187 года. Из-за коварства великого магистра тамплиеров Жерара де Ридфора крестоносцы потерпели первое крупное поражение от мусульман. Саладин приказал казнить всех плененных тамплиеров, пощадив только этого изменника. Во многом из-за этого разгрома мы потом потеряли Иерусалим и Сен-Жан-д’Акр. Ридфор повинен в крушении латинского королевства на Востоке.

– Вот тебе доказательство, что один человек может повернуть ход Истории и что не все тамплиеры были молодцы.

Эврар насупливается.

– Я видел Жака де Моле и Гийома де Ногаре в деле. Жак хороший человек, а Гийом негодяй.

– Не все так просто. Как ты знаешь, я беседую со своим ангелом-хранителем…

– Со своим святым Александром?

– По его словам, нынешние события – это всегда результат ошибок наших предков. Наша задача – создать мир, отличающийся к лучшему от мира наших родителей. Твои, скажем, тебя бросили, мои заставили меня выйти замуж за незнакомого человека… Согласимся, что те, которым положено сильнее всего нас любить, обошлись с нами дурно. Поэтому я больше верю в духовное родство, чем в кровное.

Сказав так, Клотильда берет его за руку. Он краснеет, но руку не отдергивает.

– Извини, Клотильда, но мы, тамплиеры – монашествующие воины, принявшие обет целомудрия… – лепечет он, потупив взор.

– Раз твой орден воинов-монахов приказал долго жить, можно ли считать, что ты свободен от этого обета?

– Я еще никогда не… То есть… Я совершенно неопытен в любви, – сознается он.

– В тридцать три года?

– Я был верен своему обету.

Вот она и узнала, что я девственник, думает он.

– Это делает тебе честь, но неужто ты, при твоем любопытстве, никогда не испытывал побуждения исследовать мир чувственных услад?

– Ты же вдова, Клотильда!

– То-то и оно! Кончина мужа освободила меня от оков супружеской верности, подобно тому, как конец тамплиеров освободил тебя от целомудрия.