– Добрый вечер… На плите стоит жареная картошка, в холодильнике соленая капуста.
Ляля поспешно скрылась. Сконфуженный Филя поглядел вслед жене и, когда она вышла, громко зашипел:
– Мама, как тебе не стыдно! Я уже говорил тебе, что нельзя так обращаться с Лялей.
– А зачем она ходит с таким лицом, словно у нее приступ печени?
– С каким лицом она должна ходить, черт возьми?
– Во-первых, не поминай «черного», ты знаешь, я этого не терплю. Во-вторых, пора учиться у европейцев выдержке, тону: у них кошки на душе скребут, а все равно виду не подают. И одеваться надо, как полагается.
Возмущенный Филя замахал руками и выбежал из комнаты.
Веронику Георгиевну раздражали хитрые манеры Ляли, злило, что та не умела ничего готовить, не имела вкуса. А еще то, что часами занималась косметикой, покупала новые наряды. Сама Вероника Георгиевна умела оставаться элегантной при минимуме затрат.
Ляля, вполне изучив характер мужа, старалась как можно больше из него выжать. Театры и кино, выставки, нахватанные от него новости культуры делали ее даже порой интересной женщиной. Но более всего она мечтала поехать за рубеж. «В Париж, хочу в Париж», – шептала по ночам Филе.
Филипп мурлыкал модную песенку: «Ну что, мой друг, молчишь? Мешает жить Париж?..» Это было признаком засевшей мысли о том, как достать, на что купить путевки во Францию… Носорог был упорный.
Снова музыкальный синдром?
После поездки в Вышний Волочёк Валя не раз возвращалась к тому дню, подсаживалась к матери, надеясь, что они вернутся к разговору. Но мать молчала. Правда, теперь знаменитая шкатулка лежала на ее столе, и можно было любоваться разноцветными вкраплениями в светлую крышку: белой ласточкой, голубыми цветками, ореховыми веточками.
А Тине – пора, пора! – предстояла свадьба. Без уверенности в счастье. Однако человек она обязательный, значит до́лжно предупредить старых друзей. Разыскала адреса, написала Кириллу и Виктору Райнеру… Кирилл жил теперь у друга в Ленинграде, участвовал в концертных поездках – и не только Вики Совинской. Письмо получил, как раз когда отправлялся на гастроли в Прибалтику.
…И вот он, неприкаянный Кирик, бродил вдоль плотного песчаного берега Юрмалы и вел внутренние монологи.
В изнеможении голубело небо, по шоссе шуршали машины. Справа переговаривались сосны, и всюду раздавались пронзительные крики чаек.
Кирик был зол и озадачен, получив официальное приглашение на «день знакомства» с будущим мужем Вали. Возмутительно… Родилась под знаком Венеры, так сказать Приобщенная, дорогая ему – и вдруг! Она что, сделала это, чтобы его унизить? Не потому же, что он решил попробовать себя в эстраде? А как была увлечена его пением! Только он не из тех безвольных мужиков, которые танцуют под дамскую дудку. Эстрада – это то, что он хочет сейчас попробовать, и какое ей до этого дело?..
Море, Балтийское море несло к ногам мелкие легкие волны. И напоминали они ему… женщин – он любил их, они любили его, но почему-то всякий раз исчезали, таяли, как эти волны… Или это он «их исчезал»?
Вот и теперь! Потерял Тину, но все вел и вел с ней мысленные беседы…
– Ты говорила: не связывайся с этой дурацкой эстрадой, не езди в Юрмалу, тебе будет плохо… А вот и нет, дорогая! Хорошо! Ваш покорный слуга, мэм, – в числе, так сказать, отмеченных особыми призами. И весь наш ансамбль, весь наш дружный, спаянный коллектив, наша группа «Сова»! Тысячи людей, яркий свет – красный, синий, голубой – и тишина, и гром успеха… В центре – Андрюша, бас-гитара: обаяние, подвижность, музыкальность, блеск очков… Слева – Лева, музрук: тонкий, скучновато-скромный, однако со звуком у него порядок. У Левы во всем порядок… Бог барабанов и тарелок – Вовик-малыш. Несценичная внешность, но славный парень.
Ну, а кто за роялем – ты догадываешься? Красавец-мужчина с чертами древнего кельта или гималайского святого (шучу!), с руками слабыми, женскими, но сильным мужским ударом. Он играет, импровизирует, делает собственные музыкальные вставки. Песни пишет жена Андрюши, одну сочинил я, называется «Где спят чайки?».
А что? Пять лет учился в консерватории, кончил два факультета – вокал и фортепиано, но сто тридцать рэ – этого никто из женщин не мог пережить.
Здесь же мои музыкальные способности оценили, Вика Совинская дала работу, а вы, мэм, все это неправильно поняли. Между прочим, я не собирался от вас уходить, ведь это вы сами…
Май дарлинг! Вы – продукт времени, не сумели подняться выше. Над вами простер крыла горный орел, диктатор, дома держала в руках властная (хотя перепуганная семнадцатым годом) мамочка. Они вбили в вас массу комплексов (под видом нравственных устоев)… Не пора ли уже сбросить с себя всю эту мишуру, как снимают с капусты ненужные листья. Мир величав и свободен, и следует вслушиваться в биение пульса Вселенной!.. В тебе есть для этого все!