– Чтобы побыть с тобой. – Она говорит это как нечто само собой разумеющееся. – Чтобы повозить тебя на своей машине и покормить, как упомянуто выше.
Кто вообще употребляет фразу «как упомянуто выше» в устной речи? Вот поэтому мы с Валери и не подружимся, как бы ей того ни хотелось.
– Ладно. Хорошо, – говорю я.
Как-то неловко было отказываться, раз она столько часов провела в пути. Я не настолько ужасная. Позже придумаю, как отмазаться.
– Отлично. Эй, Дейз, поможешь мне с ужином? Я приготовлю фахитас.
Под ногой вибрирует телефон (он там оказался, когда Дейзи прыгнула ко мне на кровать). Скорее всего это Бонни, поэтому я не беру трубку.
– И я тебе помогу? Как обычно? – спрашивает Дейзи.
«Как обычно» значит «воровать сыр, а не помогать готовить или убирать со стола».
– Ладно, – как обычно, слишком покладисто соглашается Валери. – Пойдешь с нами, Идс?
Я отрицательно качаю головой, тыча в учебник:
– Я готовлюсь.
Если бы Валери была похожа на меня, она бы пожала плечами и ушла. Но мы непохожи. Она задерживается в комнате.
– Ой, ну пожалуйста, – уговаривает она. – Все должны знать, как готовить фахитас.
– А я и так знаю.
Отчасти это даже правда. Фахитас продают в таких готовых наборах…
Я опять чувствую, как вибрирует телефон, и кусаю себя за щеку, чтобы не схватить трубку.
– Но… – начинает Валери.
– Позже увидимся, – обрываю я ее. – И не жалейте специй, ладно?
Валери секунду молча смотрит на меня, а потом с тихим вздохом пожимает плечами:
– Ладно, хорошо. Пойдем, Дейз.
Когда они уходят, я достаю из-под ноги телефон.
Идс?
Я смотрю на экран, пытаясь придумать, что же мне ответить. Мы с Бонни редко ссоримся. А когда все же ругаемся, то наши ссоры загораются и гаснут быстро, как спички, не успевая нанести серьезного вреда. Но сегодня было не как обычно: больше пассивной агрессии и затаенных чувств, что на нас обеих совершенно не похоже. Я не знаю, что теперь делать. Я все еще сижу, занеся пальцы над клавиатурой экрана, когда приходит еще одно сообщение.
Через пару мгновений появляется фотография. Я едва не роняю телефон от потрясения. На фото Бонни и мистер Кон, прижимаясь щеками, улыбаются в камеру, словно они – обычная парочка, а не беглецы с разницей в возрасте в четырнадцать лет. Я уже забыла, что она подстриглась и покрасила волосы, и вид Бонни повергает меня в шок. Она совсем на себя не похожа. Яркая, ослепительная. Я не могу отвести взгляда.
Мистер Кон – я просто не могу называть его Джеком! – выглядит именно так, как я его помню. Разве что исчезли очки, и вместо них появилась бейсбольная кепка. Я пытаюсь посмотреть на него глазами Бонни, но у меня не получается. Он больше не похож на учителя, но все равно выглядит взрослым. Слишком взрослым.
Боже, что мне вообще на это отвечать? Наверное, остается только согласиться, но мне не хочется ее поощрять. Вместо этого я выбираю третий вариант: отшутиться.
– Ты ведь любишь Коннора?
– Да, конечно.
– А как сильно?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, от чего бы ты отказалась ради него?
Мы с Бонни сидим на скамейке для пикника на краю футбольного поля и наблюдаем, как Коннор играет с друзьями в футбол. Пока мы смотрели, Коннор бросил в нашу сторону взгляд, широко улыбнулся и помахал. Я помахала в ответ, чувствуя, как на моем лице расплывается улыбка.
– С чего мне вообще от чего-то ради него отказываться?
– Ну, я имею в виду, если бы тебе пришлось. Например, если бы оказалось, что у него сильная аллергия на арахис. Ты бы перестала есть арахис?
– Да, конечно.
– А если бы он стал вегетарианцем. Ты бы тоже перешла на растительную еду?
Я морщусь:
– Мне кажется, это не то же, что аллергия на арахис.
– А если бы ему хотелось? Если бы он попросил тебя отказаться от мяса? Ты бы согласилась?