Прощай, мисс Совершенство

И что тут за обстоятельства? Я пытаюсь сосчитать все, что Бонни может отрицать. Что ее бойфренд годится ей в отцы. То, какой эффект производит ее побег на семью. То, что новизна беглой жизни скоро исчезнет.

– А ты бы со мной сбежал? – спрашиваю я.

Я хотела пошутить, но Коннор вопреки ожиданиям не смеется, соглашаясь.

– Не-а, – говорит он.

– А, ну отлично. – Я отодвигаюсь от него. – Спасибо большое.

Он смеется:

– Нет, ну правда. Я бы тебя о таком не просил – и я знаю, что и ты бы меня не попросила. Оставить все позади. Ты ведь не хочешь, чтобы я бросил маму, да?

Я тут же трясу головой. Даже думать не о чем.

– А я бы не захотел, чтобы ты оставила Дейзи. Вы бы обе страдали – да и вся ваша семья тоже.

– А что, если бы у тебя не было выбора? Если бы тебе надо было уехать, и ты бы хотел, чтобы я уехала с тобой?

– Конечно, я бы хотел, чтобы ты уехала со мной. – Он осторожно подбирает слова. – Но… Думаю, все равно эгоистично было бы класть на тебя такой груз. Я бы тебя не просил. Думаю, это и значит – любить. Думать о том, чтобы человеку было хорошо всегда, а не только пока вы вместе.

Я привстаю на коленях, обнимаю его за шею и заглядываю в милое веснушчатое лицо.

Мой Коннор.

– Ты вообще-то лучше всех, знаешь, да?

Он улыбается:

– Что, правильно ответил?

– Сто баллов. Лучшая оценка в классе. Золотая медаль. – Я нагибаюсь, чтобы поцеловать Коннора, и чувствую его руки на своей спине. Он притягивает меня ближе.

Мы проводим вместе еще около часа, а потом Коннору пора возвращаться домой. После безумного дня (и вчерашнего дня… и всей этой недели…) мне хочется побыть одной, и поэтому я ухожу побродить по городу. По дороге я захожу к Крисси, где варят лучший горячий шоколад во всем Кенте.

Там, разумеется, огромная очередь, и я устраиваюсь в хвосте. Я никого не трогаю, стою себе спокойно и размышляю о том, как изменился бы вкус горячего шоколада, если бы вместо молока его варили на сливках. Внезапно мой мозг настраивается на волну разговора у меня за спиной.

– Очевидно, в этой школе творится какой-то ужас, – говорит женщина с густым валлийским акцентом и еще более густым оттенком неодобрения в голосе. – Как такое вообще могло случиться? Это неправильно, согласись.

– Да уж, точно, – соглашается ее спутник. Меньше акцента, но осуждения ровно столько же. – И ведь она кажется такой милой девочкой, совсем не такой, как другие сорванцы из Кетта. С чего такой милой девочке творить безобразия?

Я морщусь. Милая. Это еще лучше, чем «хорошая». С Бонни дело в том, что она во многих смыслах совершенно потрясающая: умница, верный друг, отличное чувство юмора, и вам очень повезет, если она будет на вашей стороне. Но она не то чтобы… ну… она не всегда милая. Иногда она плохо обращается с Роуэн, грубит родителям, не терпит, когда другие не поспевают за ходом ее мыслей. Есть в ней доля язвительности, вот что я хочу сказать. Может, после всех моих рассказов о том, как хорошо она учится и как ее выбрали старостой, вы тоже думаете, что она одна из «милых» девочек. Мягких, вежливых. Таких, какие будут смирно сидеть у какой-нибудь старушки в гостях и весь день выслушивать истории о ее молодости.

Не-а.

То есть она зайдет к старушке в гости и будет слушать истории, и старушка останется в полном восторге, будет называть ее «дорогушей» и настаивать, чтобы Бонни взяла еще печенья. Но одновременно с этим Бонни проследит, чтобы другие это заметили. Она будет любезна с начальством – просто на случай, если ей в будущем понадобится их рекомендация. Такова Бонни. Она и правда хорошая. Но умная. Слишком умная для того, чтобы ее называли милой.

Мне страшно хочется обернуться и сказать об этом. Но, к счастью для нас всех, подходит моя очередь заказывать. Я вежливо, как и полагается воспитанной девочке, заказываю горячий шоколад, но, уходя, не удерживаюсь и гляжу женщине прямо в глаза. И морщусь. Пусть знает, что я – тот самый «сорванец» из Кетта и что я их слышала.

Самое смешное в том, что, хотя Бонни и считалась из нас двоих «милой», она бы наверняка что-нибудь сказала, будь она сейчас со мной. Сохраняя сверхъестественную вежливость, она все равно нашла бы способ за меня вступиться, если бы ей показалось, что меня хоть капельку обидели. Однажды мистер Хейл, наш учитель истории, сказал во всеуслышание, что, если бы другие ученики были похожи на меня, он бы давно уволился. Самым жизнерадостным тоном Бонни заметила: «Прелесть жизни в разнообразии, сэр». – И учитель даже не заметил, что она над ним смеется, и согласился.

Выйдя на улицу, я дохожу до скамеек у реки, сажусь на одну и жду, пока шоколад остынет настолько, что его можно будет пить. Я достаю телефон, чтобы написать Бонни СМС. Решила, что лучше уж спросить.

Я: Бон, ты беременна?

В кои-то веки ответ приходит незамедлительно.

Плющ: Нет!! ТЫ ЧЕГО!

Я: Ок, хорошо. Просто проверяю.

Плющ: ???

Я: Я подумала, может, поэтому ты сбежала.

Плющ: Ох. Нет, не поэтому (КОНЕЧНО). Полиция что-нибудь об этом говорила?

Я: Нет.

Плющ: Ты думаешь, они знают, где мы?

Я: Нет, похоже, ничего не знают.