– Нет, Валери.
– А. Нет.
– Может, поговоришь? Знаешь, она очень проницательная и хорошо знакома со стрессом от учебы.
Я пожимаю плечами. Не могу представить, чтобы мы с Валери говорили по душам, особенно обо всем этом, но озвучивать мысли, думаю, необязательно.
– Может, – отвечаю я.
В ноябре у нас были пробные экзамены, которые должны были подготовить нас к выпускным.
– Думайте о них как о репетиции, – сказала миссис Бервик. – Узнаете, каково это – сдавать настоящие экзамены, и заодно поймете, на какую оценку можете рассчитывать. – Она посмотрела на нас своим фирменным суровым взглядом, а потом добавила: – И ваши родители тоже.
Другими словами, пробные экзамены были совершенно бесполезными.
Так считали все, кроме Бонни Уистон-Стэнли.
Бонни впала в экзаменационный транс берсерка, словно от успехов на этих экзаменах зависела вся ее дальнейшая жизнь. Она чертила графики подготовки и клеила их на стены своей комнаты. Она расхаживала по школе, повторяя по-французски все, что говорила. На ее лице застыла маска беспокойства.
– Может, расслабишься уже? – талдычила я каждый день. – Ты же знаешь, что и так сдашь на отлично. Успокойся.
Но она не успокоилась. Однажды вечером, когда мы ужинали у меня, Кэролин ласково спросила у Бонни, высыпается ли она.
– Все в порядке, – ответила Бонни, словно мы не видели темных синяков у нее под глазами. – Я все успеваю.
Но она не успевала. Однажды, когда нас собрали на лекцию о наркотиках, она заснула прямо за партой и могла бы нарваться на выговор, если бы я не разбудила ее до того, как заметил мистер Хейл.
– Мне кажется, ты слишком много учишься, – сказала я.
Она рассмеялась:
– Без обид, Идс, но для тебя прийти на урок – это уже значит «слишком много учиться».
– Я серьезно.
– Не переживай. Это всего несколько месяцев, – уверенно сказала она. – Да, сейчас тяжеловато, но к июню-то все уже закончится.
– Ага, а потом у тебя твои продвинутые экзамены, – заметила я.
На секунду на лице Бонни промелькнул настоящий ужас. Она запнулась, нахмурилась, но потом улыбнулась и пожала плечами. Момент был упущен.
– Всего четыре предмета вместо десяти. Это совсем другое. И я сама их выбрала. Все будет хорошо.
Похоже, вид у меня был скептический, потому что Бонни рассмеялась.
– Да я жду не дождусь! – настаивала она.
Примерно тогда же у нее начались панические атаки, поначалу довольно незначительные. Обычно они случались с ней по дороге в школу или в школе, но чаще всего на переменах, а не во время уроков. Я оборачивалась – а она уже исчезала. Каждый раз я находила ее в туалете. Склонившись над раковиной, она пыталась отдышаться.
Вряд ли это замечала я одна. И все же никто не сказал: «Слушай, Бонни, ты слишком себя загоняешь».
Хотя я ведь не права. Кое-кто заметил. Мистер Кон. Что там за песню он дал ей послушать? Что-то о том, как важно давать себе передышку, не работать на износ. Что-то там про Вену? Я нахожу песню на Спотифай и слушаю ее, пока слова не откладываются у меня в памяти. Я представляю, как мистер Кон включает ее для Бонни. Представляю, что это значило для нее – услышать такие слова от человека вроде мистера Кона. И впервые с начала этой истории я понимаю Бонни.
12
Кажется, я не видела Коннора уже целую вечность – особенно если учесть, сколько всего произошло. Я предлагаю ему встретиться после обеда в заповеднике.
Когда я подхожу, он сидит на калитке. У него на коленях лежит плед – Коннор из людей, которые приносят пледы на пикник. Он улыбается мне во весь рот.
– Привет! – Коннор спрыгивает с калитки и целует меня.
Боже, до чего хорошо его увидеть. Милый Коннор, с которым так просто. Вот оно – доказательство, что я умею принимать правильные решения, делать правильные жизненные выборы. Он буднично, привычно берет меня за руку.
– Как твоя мама? – спрашиваю я.
Он улыбается:
– Отлично! Доктор сказал, что кость зарастет без осложнений: переломы получились чистые. На этой неделе она на сильных обезболивающих, поэтому настроение у нее самое прекрасное. – Он смеется, и я улыбаюсь в ответ.
– Очень хорошо, – отвечаю я.
– Да, хорошо! Она сказала передать тебе, что она думает про тебя и Бонни.
– Ой. – Я искренне тронута. – Это так мило с ее стороны.
Держась за руки, мы проходим на территорию заповедника и идем по нашему обычному маршруту – через лес и мимо ручья на вересковое поле. Когда мы только начали встречаться и не хотели, чтобы наши родители знали, мы приходили вместе в заповедник и целыми днями сидели тут, разговаривая и целуясь. (В основном целуясь.) Однажды мы заявились сюда в дождь, потому что подумали, что целоваться под дождем будет очень романтично. Это не было романтично: я извозила джинсы в грязи, а Коннор простудился.
Сегодня сухо и солнечно. Мы находим местечко на пустоши, и Коннор, встряхнув плед, расстилает его на траве. Мы сворачиваемся клубочком и целуемся под солнечными лучами, и все так прекрасно, что я на какое-то время забываю и про Бонни, и про тайны, и про экзамены. Целоваться с Коннором – это совершенно особое волшебство.