Прощай, Золотой лев!

А теперь я понял. В тот понедельник я видел людей насквозь и понимал, что происходит. Я подумал, что если б я был черным, стал бы еще в два раза популярнее, но пока что в нашей школе интеграция не особо процветала, черных у нас было немного. Будь я черным, эти ребята небось предложили бы мне жениться на своих сестрах. Я знал нескольких черных из Брамли, они круто дрались. Надо будет в следующий раз захватить парочку с собой на вечеринку, пусть поболтают о Черной революции и Черных пантерах [11], про которых они знают примерно столько же, сколько я – про правых и левых.

Я целый день смеялся про себя, а на следующий день сам не мог понять, что на меня нашло накануне. На следующий день я увидел вобов, и они были просто парни, мои друзья, и, конечно, они звали меня к себе, мы ведь были друзья, мы были в одной группе по английскому и неплохо ладили. Они искренне старались изменить мир к лучшему, потому и говорили о политике. И одевались они так, потому что им так нравилось. Так я думал на следующий день.

Но не в понедельник. В понедельник я знал, как всё на самом деле.

Марк поправился и вернулся в школу, просто потому, что ему было больше нечем заняться, так-то он, в отличие от меня, ее особо не жаловал. Обычно в школе мы не пересекались – по всем предметам мы были в разных классах. Обычно мы шли в школу вместе, а обратно кто-нибудь подвозил нас обоих на машине, но частенько мы встречались только дома. Так что когда на следующей неделе в один из дней Марка долго не было, я не волновался: он мог быть в куче разных мест. Но ни одна из моих догадок не оказалась верной – он был в полицейском участке. Я ничего об этом не знал, пока не появился Терри Джонс. Терри был мелкий и круглый, полный псих.

– Брайон! – вопил он, подбегая к дверям,  – Брайон, ты слышал, что случилось с Марком?

Я делал себе сэндвич с медом и арахисовой пастой. Я не заволновался, потому что с Марком вечно что-нибудь случалось.

– Что? И успокойся, ради бога, я не глухой.

– О’кей,  – беззаботно сказал Терри. Он уселся в кресло и оглядел окрестности.  – Ужинаешь, да?

– Харе, чувак. Что с Марком?

– Ничего особенного. Его просто взяли за рулем директорской машины.

Я поперхнулся.

– Чего? – спросил я, как только смог говорить.  – Где его взяли?

– Директору сегодня зачем-то понадобилось уехать пораньше. Приходит он на парковку, а машины нет. А потом угадай, кто объявился за рулем? Наш с тобой приятель Марк.

– Ты шутишь? Пожалуйста, чувак, скажи, что это шутка,  – взмолился я.  – У Марка сейчас испытательный срок за кражу.

– Поэтому ему и понадобилась машина,  – сказал Терри.  – Можно мне сэндвич?

– Держи,  – я подтолкнул к нему хлеб, мед и пасту.  – Сделай сам. Только сначала, если не хочешь, чтоб я тебе голову разбил, объясни толком, что произошло.

– Так получилось, что я как раз стоял рядом, когда произошел вышеназванный инцидент.

Ну, конечно. Терри всегда как раз стоял рядом.

– И я услышал, как звонят в полицию, а Марк тем временем объясняет директору, что должен раз в неделю ездить к инспектору по надзору и рассказывать ему, как больше никогда в жизни не будет угонять машины. Но дело в том, что в центр ему никак не добраться: автобусы в это время не ходят, машины у него нет, а пешком дойти он не успевает, потому что надо уложиться в обеденный перерыв. Поэтому он обычно одалживает машину директора, ездит на ней к своему инспектору, а потом приезжает назад. Он так делал с начала года, и если б директору не вздумалось сегодня уехать пораньше, он бы и продолжал в том же духе.

– Поверить не могу,  – медленно сказал я.  – Его же посадят до конца жизни.

– Сомневаюсь,  – Терри принялся за второй сэндвич.  – Когда Марк заканчивал свои объяснения, директор смеялся.

Я вздохнул с облегчением. Марку всё сходило с рук, даже такое. И, словно в доказательство, на кухню вошел Марк.

– Угадай, где я был? Есть еще что-то поесть?

– Погоди-ка,  – сказал я.  – А, ну да, точно. У меня видение: ты был в полиции, рассказывал, как был вынужден одалживать машину директора, чтобы съездить к инспектору по надзору.

– Так Терри рассказал тебе? Ну, всё уже уладилось. Теперь инспектор будет заезжать за мной, это было всего лишь недопонимание.

Марк сел за стол напротив меня и принялся жевать яблоко. Он пытался выглядеть пристыженным, но ему никак не удавалось. Я пытался выглядеть возмущенным, но и это не удавалось.

– Мне стыдно,  – сказал он наконец.

– Не-а,  – сказал я. Некоторое время мы сидели молча.

Терри встал и ушел: наверное, он подумал, что мы с Марком будем драться.

– Слушай,  – начал было Марк, но я прервал его.

– Заткнись, ладно? Раз тебе ничего за это не бывает – о’кей. Видимо, тебе что угодно с рук сойдет.

Марк откинулся на спинку стула. В окно нашей кухни заглянуло солнце, и глаза Марка, отразив его, стали ярко-желтыми.

– Похоже, что так,  – сказал Марк.

Он улыбнулся, как невинный лев.

5

Мама узнала про Марка, только когда мы пришли к ней в больницу, и она обнаружила швы у него на голове – они очень бросались в глаза на фоне его золотых волос.

Мама просто спросила:

– Как это произошло?

И Марк ответил: