Прощай, Золотой лев!

– Это уж точно. Я видел, как ты ему подыгрывал, так что когда я закончу с этим чемпионом, я и тебя поучу.

– Кастеты, ружья, мне пофиг, что у тебя там есть. Если сунешься ко мне, узнаешь, что такое реальная драка,  – пообещал Марк, и я не узнал его голоса.

– Ох, напугал, парень.

Мои глаза уже привыкли к тусклому свету. Теперь я видел, что происходит на улице за спиной у техасцев. Впервые в жизни я молился, чтобы мимо проехала полицейская машина. Дейв сделал шаг ко мне. Я попятился и уперся спиной в стену. Я боялся потянуться в сторону за чем-то, чем мог бы отбиться: второй парень застрелил бы меня.

И в этот момент кто-то шагнул в переулок с другой стороны. До меня донесся голос: «Бросай ружье и не шевелись. У меня тут ствол со снятым предохранителем, и мне совсем не хочется пачкать эту хорошенькую чистую улицу».

Это был Чарли. Никогда еще никому в жизни я так не радовался.

– Брайон, Марк, давайте оттуда.

Проходя мимо техасцев, мы довольно ухмыльнулись. Даже в темноте мне было видно, как перекосились их лица. Это могло бы насторожить меня, но нет.

– Спасибо, Чарли,  – сказал Марк, когда мы с ним поравнялись.  – Ты настоящий товарищ.

– Надеюсь, это будет вам уроком,  – начал было Чарли, но тут один из техасцев схватил ружье и выстрелил. Чарли повалил нас обоих на землю, но Марк в ту же секунду вскочил на ноги, схватил ружье, которое Чарли уронил, и выпалил по техасцам, которые пытались перелезть через ограду. Всё произошло так быстро, что я не успел понять, в чем дело. Я лежал на земле, в ушах у меня звенело от выстрела.

Марк чертыхался рядом. В темноте он был сам на себя не похож. Он выглядел так, как будто был способен на убийство, и сожалел лишь о том, что промахнулся. Ну что ж, они тоже промахнулись. Не стоит так уж сокрушаться, когда ты мог бы уже быть трупом, но тебя спасли.

– Эй, Чарли, можешь уже вставать,  – сказал я, но Чарли не шевелился. Я выкатился из-под него.  – Ну, давай,  – сказал я и в нездоровом белом свете уличных фонарей увидел аккуратную дырку над левым глазом Чарли. Он был мертв.

Я не разговаривал о случившемся ни с кем, кроме Кэти и Марка. В следующие несколько недель мне казалось, что я живу в замедленной съемке, а окружающие – в ускоренной. Мама вернулась из больницы, я завалил химию, Анджела выскочила замуж за какого-то мутного дружка одного из братьев. Я каждый день звонил Кэти. Полиции всё рассказал Марк. Полицейские были очень впечатлены тем, как Чарли спас нам жизнь и всё такое. Это были местные копы, они знали его и любили. Они разрешили нам забрать его машину. Я взял ее, решив, что он отдал бы ее нам, если б успел.

Видимо, я странно вел себя в те дни, потому что однажды Марк сказал мне:

– Слушай, чувак, Чарли знал, что за народ ходит к нему в бар. Почему, думаешь, он держал наготове ствол? Он знал, что у этих ковбоев есть ружье, и знал, что рискует.

– Он сказал нам быть поосторожнее,  – сказал я. Я не мог выкинуть из головы совет Чарли.  – Не надо было ему лезть снимать нас с крючка, Марк, ты разве не понимаешь? Это же не книга какая-нибудь, не шоу по телевизору – раз, и ты труп, вот и всё. Это по-настоящему, Марк, всё, Чарли мертв! А мог так хорошо жить, его не призвали, у него был его бар, всё у него было, а мы всё просрали.

– Ничего мы не просрали, Брайон. Так бывает, вот и всё.

– Так не бывает,  – сказал я.

Марк не понимал, а вот Кэти поняла. Я проводил с ней всё больше и больше времени. Теперь у меня была машина, так что мы с ней стали часто ездить прокатиться и выпить колы. Мы всё время разговаривали о том, что мы чувствуем, я пытался объяснить ей, как я переживаю из-за Чарли, как всё это меня потрясло. А она рассказывала о себе, о том, как она больше всего на свете хочет поступить в колледж, как она беспокоится за Эмэндэмса, как живется в большой семье (мне это было незнакомо). Она была очень умная, но многого не знала. Она была одна из немногих по-настоящему невинных девчонок, из всех, кого я встречал. Но с ней я мог разговаривать обо всем на свете лучше, чем с кем бы то ни было, лучше, чем с Марком.

Через несколько недель мы поехали в парк, сидели там и целовались. И для меня это было внове, потому что я перестал думать только о себе и больше не стремился урвать всё, что смогу.

Марк тоже вел себя странно. Он подолгу смотрел на меня, думая, что я не замечаю, как будто хотел высмотреть в этом незнакомце Брайона, как будто пытался понять, кто я такой. Однажды вечером он почти сорвался на меня, когда я сказал ему, что поеду тусить с Кэти, а не с ним. Казалось, он чувствовал, как что-то ускользает, и пытался это удержать. Я не мог помочь ему: я сам пытался удержаться. Он как будто ревновал меня к Кэти. За все те годы, что я знал его, за все те годы, когда я встречался с кучей других девчонок, он никогда раньше так себя не вел.

Я менялся, а он нет.

6