Прощание с кошмаром

Белогуров тогда сразу смекнул: парень, переживший такое, просто не может остаться нормальным человеком. Позже, когда у них с Феликсом состоялся тот разговор, с которого и начались их совершенно особые отношения, он решил про себя: Феликс сошел с ума. Потому что нормальный человек даже представить себе не может, о чем они беседовали. Но.., все дело было в том, что этот искалеченный парень в чем-то мог дать фору даже Белогурову. Во-первых, Феликс был неплохо (для нынешнего поколения молодежи, по мнению Белогурова) образован. Отец постарался, чтобы его сын и наследник (благо деньги позволяли) стал «стопроцентным европейцем». Феликс учился в Англии. Он много и жадно читал (а что ему оставалось-то в инвалидном кресле?). Был горячим поклонником Джойса и Данливи, Байрона и Шелли. Он интересовался искусством. У него была превосходная память (трагедия, с ним случившаяся, словно и не коснулась его умственных способностей, так казалось на первый взгляд…). И наконец, Феликс Михайленко был очень и очень богатый мальчик, что сразу и бесповоротно расположило Белогурова в его пользу, заставив даже позабыть об удручающе отталкивающей внешности.

Со смертью Михайленко-старшего семейный бизнес закончился. Но за годы, пока этот профессор физики находился у руля отечественной энергоимперии, он успел сколотить солидный капитал, вовремя переведя его, и…

«На жизнь мне, Иван, хватит. Думаю, она не будет слишком длинной, — говаривал Феликс. — А потом.., мне теперь не так уж и много нужно. Кажется, я становлюсь стоиком. Хотя нет, они вообще не признавали никакой материальной зависимости. А я же… Порой так хочется кого-то любить, Иван. Это, наверное один из инстинктов, что ли… А кого, точнее, что я могу любить? Кроме вещей — что остается?»

Да, Феликс любил исключительно вещи (а что, и вправду, ему такому оставалось?). В Риме Белогуров по его просьбе сопровождал его в галерею Туканово, а затем в галерею «Торлони» на виа Маргутта. И вот там-то он заметил, что Феликса (наверное, в силу того; что из-за своего уродства он чувствовал себя особенным, не похожим на остальных людей; и просто не мог не ощущать себя изгоем) привлекали дорогие, редкие, но не красивые, а скорее странные вещи. У «Торлони» (это была известнейшая ювелирная фирма), хотя на стендах было выставлено множество великолепных изделий, Феликса заинтересовал лишь маленький темный рубин в довольно безвкусной платиновой оправе: весьма пошлая, на взгляд Белогурова, и не такая уж старинная (всего-то эпохи короля Виктора-Эммануила) брошь. Феликс сразу же попросил убрать оправу. На вежливые слова менеджера о том, что «ценность рубина невелика — это всего лишь кабошон, да к тому же еще и непрозрачный», Феликс только улыбнулся, положил камень на тыльную сторону худой руки и показал Белогурову:

— Правда, он похож на каплю запекшейся крови? Словно я оцарапался случайно и из раны выступила кровь… Я закажу для этого камня особую оправу.

(Белогуров потом видел ее в московской семикомнатной, оставшейся от родителей квартире Феликса на Пречистенке. Камень был вкраплен в гипсовый слепок руки. Складывалось впечатление, что рука отрублена и до сих кровоточит.)

Кстати, там же, в московской квартире, Феликс держал и своих любимцев. Это были два здоровых тигровых питона, жившие в специально оборудованном стеклянном серпентарии. Каждый месяц им покупали на Птичьем рынке живых кроликов и кур. И Феликс никогда не пропускал момента, когда Петр, живший с ним, кормил змей. Однажды при этой процедуре довелось поприсутствовать и Белогурову. Он почувствовал дурноту.

Что-то не так, не в порядке с этим бедным парнем — да, это Белогуров понял еще тогда, в Риме, но… Но Феликс изъявил самое горячее желание посетить по возвращении «Галерею Четырех». И это был клиент, словно посланный Богом: умный, образованный, понимающий толк в вещах, плативший зато, что ему приглянулось, не торгуясь. Он приобрел у Белогурова два полотна Бакста и несколько набросков Врубеля к «Принцессе Грезе». Затем пришла осень, 7 ноября у Феликса был день рождения, и он пригласил Белогурова к себе, но не на московскую квартиру, а в этот вот загородный дом на Киевском шоссе. «Я там еще не был ни разу со дня смерти родителей. Не хочу, не могу быть там один. Так что приезжай, пожалуйста», — сказал он по телефону.

День рождения был грустным. Присутствовали лишь самые теперь близкие Феликсу люди — врач и санитар. Белогуров явился с роскошным букетом роз, словно траурной лентой перевитых: «Дорогому Феликсу».