Прощание с Литинститутом

– Погоди! – Эдик оглядывает публику и всем хитро подмигивает. – Для начала всех собираем к столу, уже всё готово… Миша, где ты?

– Я просил меня Мишей не называть, – неожиданно подаёт голос кавказский Мишель, молча куривший всё это время в уголке. – Я – Мишель!

– Пардон, мсье! – в полный голос хохочет Эдик. – Силь ву пле, бояре, к столу… Жрать подано!

2. ДРУЗЬЯ

Все мы давным-давно изучили друг друга, знаем, кто чем дышит, но совершенно новые качества открываются в человеке, когда попадаешь с ним за один стол. Даже если ты всю жизнь столовался в Букингемском дворце и пил на брудершафт с английской королевой, твоё поведение за столом выдаёт всю твою подноготную с головой. Как и твой компьютер с его содержимым.

Как ни странно, но чисто русского застолья при подавляющем количестве русскоязычной публики у нас не получается. Бутылка водки, торжественно выставленная Эдиком на клеёнку, вокруг которой разворачивается основное пиршество, остаётся почти нетронутой. Единственные, кто периодически наполняют из неё свои пластиковые стаканчики, это оба Мишки, вернее, один из них – Мишка, а другой – Мишель. Пробовал было по простоте душевной присоединиться к ним и абориген Ашер, но после первого стаканчика раскашлялся и заявил, что напиток ему не понравился, вкус у него неприятный, и вообще ему хотелось просто попробовать водку, а не пить стаканами, как мы.

Мишка всё ещё зол на всех и вся, но уже молчит, потому что его рот занят закуской. Мишель же наоборот почти ничего не ест, но отпивает водку мелкими глотками и беспрерывно что-то бормочет. Понять его сложно, потому что он и в трезвом состоянии говорит не очень внятно, а тут его совсем понесло по кочкам. Но он уже привык к тому, что его никто не понимает.

Володя-Энтер и религиозный фанатик Дима – двое из ларца – сидят рядом, но каждый ест своё: Володя тоскливо жуёт кусок брынзы, запивая кефиром из квадратной картонной коробки, а Дима с отвращением грызёт кусок мяса с шампура, убеждая при этом Володю, что он прав, если не ест убоину, потому что это великий грех, ибо не ты дал жизнь всему живому, чтобы убивать даже самого крохотного червячка. Володя согласно кивает ему, так как червяками питаться тоже не собирается, однако глаза его горят плотоядным огнём, и кадык судорожно дёргается вверх-вниз по горлу, проталкивая опостылевшие куски брынзы.

Вечный лузер Швили скромно притулился сбоку и всё никак не может добраться до пластиковой тарелки, на которой его дожидается порция шашлыка, лишь грустно поглядывает по сторонам и покачивает головой, размышляя, вероятно, о чём-то своём наболевшем.

Доблестные лесбиянки Ямит и Натали уже начинили мясом питы и бодро пережёвывают всухомятку свои гигантские бутерброды, хотя вполне могли бы есть с тарелок. От спиртных напитков они отказались категорически.

Натали недобро поглядывает на окружающих, напряжённо вслушиваясь в непонятную русскую речь, и наверняка пытается выяснить, не обижает ли кто-нибудь в её присутствии сексуальные меньшинства, за права которых она совсем недавно сражалась на баррикадах «парада гордости», где получила от какого-то «пейсатого» большой фингал под глазом.

Ямит же без остановки кричит по мобильнику, то ругаясь и проклиная, то мурлыкая и сюсюская, но не забывая при этом кусать бутерброд и отпивать из стаканчика «кока-колу». В отличие от Натали, проблема ущемления прав сексуальных меньшинств её не интересует, как и не интересует никто из окружающих, включая именинника. По количеству децибел, издаваемый ею, можно со стопроцентной вероятностью определить, с кем она в настоящий момент общается: если крик – то с матерью, если мурлыканье – то со своей кобылообразной пассией.

Третья дама из нашей компании, о которой я ещё не рассказал, это неизвестно как затесавшаяся в наши стройные ряды довольно смазливая и стыдливо опускающая глаза при каждом к ней обращении бакинка по имени Наркис. Как она попала в охрану, и в самом деле непонятно – хрупкая и нежная, с тонкой девичьей фигуркой, страшно краснеющая от крепких мужских выражений, без которых наша работа ну никак не клеится.

Эдик незамедлительно положил на неё свой холостяцкий глаз и сразу заявил нам с Мишкой-Машкантой, так же работающим на развозках, что забирать её утром из дома и привозить назад после работы будет именно он и никто другой, даже если и придётся тратить на это лишних полчаса. Нам с Мишкой это оказалось на руку, потому что ни на кого класть глаз мы не собираемся, а сэкономленные полчаса, сами знаете, на дороге не валяются.

Короче говоря, Наркис оказалась белой вороной среди нас, хотя белой её никак не назовёшь – эдакая смуглая и черноволосая хрестоматийная восточная красавица из гарема персидского султана. Типичная кавказская девушка, только без кувшина на плече. Полумесяцем бровь.