– Нет. Если бы ты так поступил, мне, наверно, пришлось бы вызывать психиатрическую перевозку. Но мне нужна твоя помощь. Я хочу предложить тебе сделку, – невозмутимо проговорила Ленка.
Павел в очередной раз за вечер удивленно вылупил на сестру глаза.
– Мне? Сделку?
– Да-да, Пашечка.
Ленка подвинула свое кресло к Пашкиному и заговорила деловым тоном:
– Слушай, что говорится, сюда. Несмотря на рекламу, которая тоже стоила денег, продажа моей книжки идет не так хорошо, как хотелось бы. И это, в общем, понятно. Зачем платить, если всё успели растиражировать СМИ. Да и папа все-таки не принцесса Диана. Поэтому издатель притормозил распространение книги и предложил хитрый ход. И тут на сцену должен выйти ты.
Пашка вообще перестал что-либо понимать.
– А я-то каким боком?
– А таким. Ты напишешь книгу – опровержение. Расскажешь всему честному народу, какая я сука и лгунья. Заодно восстановишь папино доброе имя.
– Но тебе-то какой от этого резон?
Ленка раздраженно цыкнула.
– Ну, ты, братец, тупой. Издатель хочет изготовить своего рода мемуарный диптих, построенный на контрастности двух книг. Такого еще никто не делал. Публика должна клюнуть. Ведь интересно читать, когда один дурак говорит «черное», а другой тут же – «белое». Более того, издатель связался с американским издательством. Оказывается, американцы средних лет хорошо помнят отца по ленте «Последний стрелок», который неплохо прошел у них в прокате. И папино лицо у янки ассоциируется с образом русского положительного героя. Он для них нечто вроде того, что комиссар Катанья для нас. А скандальные истории собственных «звезд» им приелись. Да и пресноваты они по сравнению с моей. В инцесте, по-моему, еще никого из знаменитостей искусства никто не обвинял. Разве что лорда Байрона, но это было давно. Поэтому уже подготовлен черновик договора на перевод диптиха на английский. А в Штатах, как ты понимаешь, гонорары уже иные.
Пашка очумел от этой Ленкиной болтовни. Но, с другой стороны, она, похоже, говорила дело.
– А на хрена, скажи на милость, мне нужна эта мутотень? – с сомнением спросил он.
– Идиот. Ты же станешь благородным героем, выступившим на защиту чести отца. И, между делом, заработаешь бабки.
Вообще-то Пашка чувствовал, что, по-хорошему, должен встать и покинуть этот дом, выразив тем самым презрение к суперцинизму собственной сестры. Но… не двинулся с места. Ведь его действительно просили написать опровержение, правду об отце. Как ни крути, напиши он книгу, то и впрямь станет защитником чести семьи, кем он, в принципе, и хотел быть. Но, зная Ленку, Пашка все равно подозревал подвох.
– А тебя не волнует, что твои читатели и почитатели будут возмущены, когда узнают, что написанное тобой ложь? – спросил Павел.
– Меня? Волнует? – Ленка рассмеялась. – Да какое мне дело до всяких букашек-таракашек, и что они думают. Лишь бы книга распродавалась. А я никого не убила и ни у кого не украла. – В этом месте Ленка слегка покраснела. – И моя совесть чиста. Ну, скажем, почти чиста. А брань, Пашечка, на вороту не виснет. Да и не собираюсь я в этом гадюшнике жить и дальше. Я присмотрела домик в чудесном месте под Прагой. Красота, культура, Европа. А какие, по большому счету, корни связывают меня с здешней средой обитания? Единственный кривой и уродливый корень – это родненький братик. А по мне, так пошел бы ты к этой самой матери. Хотя, будешь в Чехии, заходи. Тарелку супа и рюмку водки, глядишь, и налью. Но денег не дам.
Пашка не выдержал и засмеялся. Ленка все-таки та еще штучка.
– Ну, хоть за суп спасибо.
А Ленка внимательно посмотрела на него и добавила:
– А с чего ты вообще решил, что поверят тебе, а не мне? Доказательств ни у тебя, ни у меня нет. А люди, Пашечка, в своей сущности говно и поэтому склонны верить тому, что более соответствует их внутреннему «я», а это «я», поверь мне, довольно мерзкое.
– Судишь по себе, сестренка? – не преминул поинтересоваться Пашка.
– И по себе тоже, братик, – невозмутимо заметила Ленка. – Поэтому твоя книга только у части читателей вызовет умиление, что, наконец-то, нашелся кто-то, кто вступился за любимого народом героя, а у других, наоборот, пробудит чувство здорового скепсиса, что, мол, на самом-то деле у тебя с отцом рыльце в пушку. Поверь, Пашечка, даже твоя новая пассия, если прочитала мою книжку, не до конца уверена, что ты не пользовался родной сестричкой для своих утех.
Пашка стиснул зубы. В этом она была права.
– Сучка ты, Ленка, – зло сказал он.
– Не без того, братик, – миролюбиво ответила сестра.
Домой Пашка вернулся в растерянных чувствах. В этом раунде Ленка его переиграла. Ему не удалось ни пристыдить ее, ни заставить почувствовать хотя бы тень раскаяния. Пашка рассказал о своем визите Нинке. Ему было интересно ее мнение. Та долго раздумывала прежде, чем что-нибудь ответить.