Прошедшее продолженное время

– Рома, спаси меня! Я ей что-то мимоходом ответил. Кажется, это было: «Сейчас, моя хорошая».

Почему-то внутри не было страха. Вернее, он был, смешанный с восторгом и яростью. Он пьянил, как медовуха, как заряженная князевыми «светлячками» вода.

Не успев удивиться своей наглости, я перемахнул через труп лошади и оказался на самом краю дороги, где в кювете праздновало вселенскую скорбь владимирское воинство.

Мне повезло наткнуться на ручной пулемет. Его хозяин лежал неподвижно, и по блаженной улыбке было ясно, что он отбоялся. Пуля попала ему в грудь и, изменив направление полета, вышла через левый бок, вырвав кусок плоти. Это меня не испугало. На мгновение показалось, что РПК сломан, однако внутренний голос, который вновь овладел мной, подсказал, что стоять на сошках и быть повернутым рукояткой затвора кверху для этого пулемета – нормально.

Я передвинул оружие от трупа, взвел и стал стрелять. Выстрелов я не услышал. Лишь лязг передергиваемого давлением газов затвора. Фигуры в сотне метров впереди не падали, хотя я готов был поклясться, что попадаю в их зеркальные балахоны. Внезапно щелкнул вхолостую курок, и пулемет смолк. «Патроны», – промелькнуло в голове. В подсумке убитого пулеметчика нашлась пара пузатых, до отказа наполненных магазинов.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – пули с бронебойными головками. «Может быть, бронебойные их возьмут?» – пронеслось в голове. «Трассер и молибденовая болванка, – согласился чужой голос во мне. – Поставь на одиночный».

Я понял, что должен был сделать.

Первый выстрел угодил вампиру в голову. Я готов был поклясться, что пуля пролетела сквозь шлем ночного кровососа, не изменив направления и не причинив немертвому никакого вреда.

Я немного изменил прицел, и вторая пуля прошла через грудь кровососа.

«Хана…» – подумал я.

«Стреляй!» – рявкнул внутренний голос.

Траектория третьего заряда пронзила живот существа.

«Ниже», – уже несколько озадаченно произнес голос во мне.

Четвертый выстрел угодил туда, где у нормального мужика уже есть волосы, но еще нет срама.

Дикий вой, чудовищный, закладывающий уши, полный ужаса и смертной тоски пронесся над полем, заглушая треск пожара, стрельбу, стенания обезумевших людей и ржание лошадей.

Я не раздумывая сделал пять выстрелов подряд по тем, кто шел впереди блестящей шеренги и пять раз попал.

Разглядывать, как корчатся и умирают исконные враги рода человеческого, у меня не было времени. По моей позиции дружно ударили десятки автоматов. Я сполз в канаву и отполз на несколько метров правее.

Понимая, что враги слишком близко и одному мне не отбиться, я схватил за шиворот ближайшего дружинника, встряхнул его:

– Мужик, они дохнут.

– Мы все умрем. Они ведь такие же люди, как мы, живут только дольше, знают больше.

– Ну и что? Пусть придут и сожрут?!

– Да, это наша судьба – питать их, носителей древнего знания, – говорилось это обреченно, покорно, без интонаций.

«Гипноз, – догадался я. – Но клин вышибают клином».

– Может, ты хочешь, чтобы они тебя в жопу трахнули?! А давай лучше я! Порты снимай, дядя.

Моя рука потянулась к его ремню. На мгновение в глазах человека мелькнуло выражение слезливой покорности: дескать, делай что хочешь.

Но тут я узнал его, а он узнал меня. Это был не кто иной, как лейтенант дворцовой стражи Кротов, к которому отец отправлял меня с запиской в ночь накануне выступления.

В мутных глазах дружинника стал разгораться огонь ненависти. Казалось, он сейчас разорвет меня на части или сделает со мной то же самое, что я предложил ему.

Я выпрыгнул из канавы, подхватив вдруг оказавшимся таким тяжелым РПК.

Ругаясь последними словами, грузный, огромный, страшный мужик двинулся на меня, поднимая автомат.

Я изловчился, ударил ногой по стволу, и пули лейтенанта ушли в землю. Ориентируясь скорее на чутье, на мышечную память, я несколько раз быстро выстрелил по нападающим. Пара жутких предсмертных воплей ответила моему пулемету.

– Туда, стреляй, олень! – крикнул я.

Лейтенант налетел, выбил из рук оружие, пихнул меня обратно в канаву и навалился сверху, занося руку для удара, дыша табачным перегаром и чесноком:

– Паря, сказывай, быстро сказывай, как мертвяков положил, а то ведь клянусь, отделаю, как Бог черепаху.

– А кто упырей стрелять будет, коли не сознаюсь? – с издевкой поинтересовался я.

– Данилушка, поведай мне это слово тайное, чтобы пулю заговорить. Век буду водкой поить, если живы останемся.

– Я покажу, дядька. Делай, как я.

Выбравшись из-под горообразного лейтенанта, я установил пулемет, скороговоркой повторяя: «Цель пониже пупка, повыше срама», стреляя после каждой фразы. Слева от меня раздалась очередь, закончившаяся воем погибающего кровососа, и я не сразу сообразил, что у Кротова тоже получилось.

Не сговариваясь, мы поползли в разные стороны, руганью и тычками приводя в чувство бойцов.