Прошедшие войны

Наконец, узнав, что его предложения стали оставаться без какого-либо внимания, Андрей Моисеевич, как человек особо практичный и ценящий в своей работе только материалистический эффект, перестал думать о производстве. Теперь ночи стали снова длинными, одинокими, мечтательными. И вдруг его осенило — муза посетила влюбленную душу. Он неожиданно за ночь написал стихотворение, полное любви, страдания, верности до конца жизни. Все эти чувства гениальный во всех отношениях Бушман умудрился поместить в одно четверостишие. Он смог написать еще две строчки, но на большее никак не находил нужных слов. Решив, что краткость сестра таланта, ученый аккуратно переписал свое произведение на чистом листке и вновь и вновь читал, пытаясь выучить наизусть. Конечно, рифмы в этом стихотворении не было, зато дважды упоминалось имя любимой: вначале полностью, даже официально — Полина Матвеевна, а в конце уже с нежностью — Полюшка! Несмотря на всю угловатость поэтического послания Бушмана, по своему содержанию оно наверно превосходило все произведения Полины Матвеевны вместе взятые.

На следующее утро напыщенная женщина явилась на работу, машинально раскрыла журнал учета рабочего времени и обомлела. Перед ней лежало короткое любовное послание, полное чувств и страданий, и главное в нем дважды упоминалось ее имя — и с такой нежностью, что она не выдержала, и когда в третий раз перечитывала стихотворение, после слова — Полюшка — к ее горлу подкатил какой-то невиданный до этого приятный ком, и глаза невольно прослезились. Она вся сияла! Это была кульминация. Она была готова на все. На всё — ради любви.

Полина Матвеевна, размахивая толстыми руками, уже с самым серьезным видом шла к физику. Войдя в маленькую каморку Бушмана, она решительно вплотную приблизилась к нему. В маленьком помещении стало тесно, испуганный физик сидел за столом, чувствуя своим плечом движения мощного живота любимой женщины и боясь поднять глаза. Наконец тяжелая рука Полины Матвеевны легла на лысую голову ученого, поглаживая ее, сползла на костлявые плечи, и она с силой прижалась к нему. — Андрей Моисеевич, Андрюша! Я так люблю Вас! — она заплакала. — Я вечно буду Вашей. Я спасу Вас! Я сделаю все ради Вас!

— Ради Бога, дорогая, успокойтесь, — говорил напуганный ее поведением Андрей Моисеевич, — нас могут увидеть. Перестаньте, пожалуйста.

Решительными движением Бушман вскочил и стал выталкивать дрожащую женщину из помещения в цех.

— Ради Бога, не губите меня. Уходите, уходите пожалуйста. Двери раскрылась, и Полина Матвеевна уже сделала шаг наружу, находясь лицом к физику.

— Может быть я ночью к Вам приду? — умоляюще спросила она.

На мгновение Бушман замер. Слова женщины парализовали его движение, одни глаза бешено бегали под линзами очков. Наконец он обхватил потные руки Полины Матвеевны, тряхнул их.

— Да, да. Непременно приходите. Непременно. Буду ждать Вас… Я дверь в цехе оставлю открытой… Только осторожней. Этот день длился бесконечно долго. Наконец наступила ночь. Бушман лежал в своей каморке, прислушиваясь к каждому шороху. Его терзали противоречивые чувства. Он боялся, что их обнаружат, и тогда ему конец. Вместе с тем он страстно желал ее. Вдруг что-то скрипнуло: он замер, раскрыв рот. Снова — уже тягучее — тот же скрип. Дверь! Он бросился к двери. Они встретились. С силой обняли друг друга, и не говоря ни слова, их губы сошлись. Бушман ощутил всю прелесть позабытых чувств. Не прекращая страстного поцелуя, они неуклюже подошли к нарам, Андрей Моисеевич ловко уложил ее и лег сверху. Теперь он целовал все ее лицо, шею, уши. Его очаровывал запах хозяйственного мыла от ее пышных свежевымытых волос, ему было приятно, как нежно царапали его лицо холодные сережки. Он весь предался страсти, забыв обо всем на свете, он был в восторге, ему нравился смешанный запах, исходивший от нее.

Наконец он стал ее раздевать. Полина Матвеевна пыталась приподнять свое могучее тело, как-то помочь физику, но из этого ничего не выходило. Тогда Андрей Моисеевич с силой поднял ее, поставил на ноги, он запутался во всех этих шнурках, кнопках, пуговицах. Он тяжело дышал, сердился, сопел. Когда физик наконец добрался до нижнего белья, то Полина Матвеевна сделала вид, что не хочет снимать последние преграды, тогда Бушман резко одернул ее руки и продолжил свое дело. Потом быстро разделся сам.