Прошедшие войны

Шаповалов, как и Цанка, был председателем колхоза в одном хозяйстве Грозненского района. Он запомнил Цанка по росту, на одном из совещаний в Грозном. Его постигла та же участь, что и Цанка, он был значительно старше и видимо не очень здоров. — Знаешь, Арачаев, в это море впадают все реки и ручейки, которые текут в Чечне. Из этого моря можно было бы доплыть до твоего дома. Около твоего дома есть ли ручеек или речка?

Цанка молча кивнул головой. Хотя он никогда не видел большой воды и толком не умел даже плавать, ему вдруг захотелось стать рыбой и поплыть по этому бескрайнему морю, по большим и малым рекам и доплыть до своего родного родника, до своего родного дома. Ему даже представилось, как он плывет по прохладной воде; как это тяжело, долго, но все же приятно и свободно, это путь домой, тяжелый и счастливый. Любые препятствия он бы преодолел, как бы он старался; готов не есть — не пить, лишь бы домой, лишь бы на родину. Он так увлекся, что уже стал высчитывать, сколько дней ему хватит, чтобы добраться до дому. Стал прикидывать скорость форели, плавающей в родном роднике. Замечтался, забылся, приятные воспоминания хлынули в его душу; ему снова захотелось жить, хотелось домой, он прикрыл глаза навстречу восходящему Солнцу и молил бога помочь ему, спасти его, он хотел жить, жить дома, жить на свободе.

Из оцепенения его вывело прикосновение Шаповалова. Он взял Цанка за локоть и сказал:

— Сколько мы здесь будем, неизвестно. Как нас здесь будут кормить, да и будут ли кормить вообще — неизвестно. Поэтому рюкзак надо беречь, эти шакалы, видимо, вернутся за ним обратно… Только еще одно — самое главное — драться, устраивать потасовки здесь нельзя. Говорят, с вышки сразу стреляют, прямо из пулеметов, без разбору. Так что надо быть очень осторожным. Нам надо держаться вместе. Предупреди своих чеченцев.

Через некоторое время сели есть. На смену кровожадным комарам прилетели не менее кровожадные и назойливые мухи; они, бесстыжие, лезли во все дыры, больно кусали. Их было так много, что они вместе с едой пытались залететь в рот.

Цанка и его товарищи только собрались перекусить, как появились двое: один маленький, сутулый, с перекошенным лицом; другой, рыжий верзила — тупомордый.

— Пришла шелупонь. — сказал Шаповалов, толкая Цанка под локоть.

Никто не встал и даже не изменил позы; все ждали реакции Цанка — он аккуратно достал из рюкзака сверток с курдюком и осторожно разворачивал прожиренную газетную бумагу.

— Это все необходимо отдать хозяину, — сказал маленький, — и немедленно. Он поделит все по справедливости, по-товарищески.

Сказав это, он ехидно засмеялся и посмотрел снизу вверх на рыжего верзилу.

— Ага, — поддакнул он.

Сплошные ругательства, мат на русском и чеченском языках посыпались в адрес пришельцев. Видимо, только этого и ожидая, те развернулись, что-то бормоча в ответ, ушли, но ненадолго. Через несколько минут появилось человек пять-шесть. Они подошли уверенно, даже нахально. Впереди шел смуглый мужик, цыганского вида, здоровый, выше среднего роста, с вьющимися черными волосами. Если бы не его небольшой живот, то можно было бы его фигуру назвать идеальной. На вид ему было лет тридцать пять-сорок. Он бесцеремонно перешагнул через одного, пнул ногой другого и очутился прямо в центре круга. Все кроме Цанка и Шаповалова невольно встали. Наступила короткая пауза.

— Наверно лучше с ними поделиться. Зачем нам эти неприятности, тут ведь все русские, — сказал умоляюще один чеченец на родном языке.

— Хватит болтать, — прокуренным голосом перебил его пришедший главарь, — соберите все это и положите сюда, — при этом он пнул здоровенным чищеным сапогом рюкзак в сторону Цанка.