Прошедшие войны

— То же самое могло стать и с тобой, если бы я не услышал твоих славных падений. Кстати, ты мне всю лестницу разбил. Где я теперь найду доски? — Бушман пододвинул с края печи небольшую металлическую бочку, перелил из нее воду в чайник, капельки воды, стекая с чайника, весело зашипели, — воды совсем мало осталось, надо снега набрать.

Андрей Моисеевич подошел к двери, наклонился, что-то рассматривая.

— А мороз по-моему чуть ослаб. Сегодня дверь обложило льдом меньше, чем вчера. Давай возьми вон тот ломик и отбей лед, а то дверь не откроется. Только осторожно, вчера я чуть не выломал ее, торопясь к тебе на помощь.

— А как Вы узнали, что это я? — спросил Цанка, беря в руки маленький ломик и оглядывая длинную трещину вдоль всей двери.

— Не знаю, — ответил физик, поправляя резинку, на которой были закреплены его большие очки, — точнее говоря, я знал, что ты должен прийти. Я ждал тебя и только тебя. Другие мне не нужны.

Цанка удивленно посмотрел на ученого.

— А что спирт весь кончился? — перевел Бушман тему разговора.

— Говорят, что да, — ответил Цанка и стал отбивать лед, — а этот лед, если растопить, разве не лучше снега будет?

— Нет, у него какой-то странный запах бывает. Видимо, он вместе с парами вбирает вонь этой комнаты.

— Разве это вонь? Вонь у нас в бараках, — сказал Цанка. Оба замолчали. Цанка с силой бил по твердому льду.

— А что, у фельдшеров разве не было спирта?

— Видимо нет.

— Врут сволочи. Я ведь знаю сколько они наворовали, — физик злобно усмехнулся. — Жадность этого дурака погубила. Лучше бы отдал свой спирт. Ты ведь знаешь, что он у них есть? Цанка промолчал.

— А у тебя есть спирт? — спросил прямо Бушман.

— Нет.

— Что ты врешь, неужели нет?

— Клянусь, нет.

Андрей Моисеевич одним ртом улыбнулся.

— Ну и дурак. Неужели ты так ничего и не припас?

Цанка перестал бить ломом, сидя повернулся к Бушману. На его сером тюремном лице чуть выступил румянец, он немного смутился.

— Есть немного махорки и сухарей.

После нескольких ударов дверь поддалась, в открытое пространство хлынул белый пар и мороз. Бушман умелым движением выкинул помои и плотно прикрыл дверь. Позже они пили просто кипяток. Прежнего пиршества не было.

— Неизвестно сколько дней будет стоять мороз. В этом проклятом месте все может быть… — и чуть погодя продолжил, — я слышал у гражданских, что на территории очень мало осталось припасов продуктов. Всего мало. Все сделали наспех. Сволочи! А связи с материком нет. Ты ведь знаешь, сколько дней мы топали от последнего жилого поселка? Нам бы до весны дожить. Только бы до весны дожить, и там была не была.

С этими словами Бушман вскочил, достал из-под нар какую-то толстую книгу, потом какую-то старую всю исписанную тетрадь.

— Смотри, Цанка, — это карта, географическая карта. Ты знаешь, что такое карта?

Арачаев молча помотал головой.

— Ах ты бестолочь! Это называется географическая карта. Вот Москва, вот здесь примерно находится твой аул, а вот здесь примерно сейчас находимся мы.

— Где, где мой аул? Покажи еще раз, — умоляюще спросил Цанка.

— Вот здесь, — и длинный палец Бушмана с грязным ногтем уперся в карту.

Цанка осторожно отодвинул руку физика и долго стал рассматривать незнакомую картину.

— А мы где сейчас? — спросил он, поднимая глаза в сторону ученого.

— Мы вот здесь. Вот Магадан, мы шли вот так. Вот видишь, это обозначена река. Мы стоим или на ней, или наша речка в нее впадает.

— А как Вы это определили? — теперь оба снова склонились над картой.

— Я физик, я математик, наконец я хорошо знаю астрономию. Я по звездам практически с небольшими отклонениями смог определить наше местоположение.

— У нас в селе тоже был мулла — он тоже по звездам все определял.

— Идиот, — злобно фыркнул Бушман, — что можете знать твой мулла и ты?

Андрей Моисеевич встал, налил в стаканы кипятку, закурили одну самокрутку по очереди.

— Короче, Цанка, мы должны с тобой бежать, бежать отсюда. Понял? — шепотом сказал физик, наклонясь всем телом к Цанку, при этом от напряжения на его худой шее надулись синюшные вены.

От неожиданности Арачаев отклонился назад. Он с удивлением посмотрел на Бушмана, как будто в первый раз его видел. Глаза Цанка расширились, самокрутка прилипла к губам.

— Как бежать? Куда бежать? — и он нервно усмехнулся, приподнял обе руки и ладонями стукнул ими по столу, — от удара из полного стакана Бушмана кипяток разлился на книгу и тетрадь.

— Куда бежать? Ты ведь знаешь, что стало с беглецами? Вон лежат они штабелями. Нет ничего более простого, чем бежать отсюда. Но куда? Как? Там за забором смерть. Нас никто не охраняет — беги куда хочешь! Беги, пожалуйста!

— Не кричи, идиот, все записи мои намочил, — перебил Андрей Моисеевич Цанка, — ты помолчи и послушай, что я тебе скажу. Побег будет весной. Когда станет тепло. Понял?

— А что, здесь когда-нибудь бывает тепло? — удивился Цанка.

— Бывает. Ровно три месяца. Я все просчитал. Практически все готово. Все.

— Это бесполезное дело. Ничего у нас не получится. Куда мы пойдем в таком виде, без документов. Кругом эти красноголовые ходят. Они нас все равно поймают и расстреляют.