Простая речь о мудреных вещах

(11). Неутаема есть от Бога всякая мысль. Веру имать и весы пред Богом всякая мысль (Марко Подвижник «О Добротолюбии», с. 23). «Пусть каждый из нас подумает, что всякая его мысль, чувство, слово, может случайно высказанные, всякое его дело, когда бы я как бы то ни было, может быть и ненамеренно сделанное, которым он сам не думал придавать какое-нибудь значение, все это живо в жизни, и составляет уже факт невозвратный; все это полетело из души в мир и там неудержимо произвело сродные себе действия; там, встретившись с противными, вступило в борьбу с ними, и таким образом живо и действенно вошло в состав атмосферы, обнимающей, проникающей, наполняющей жизнь мира! Ты не думаешь об этом, ты забыл, каким чувством, или намерением, или словом, несколько лет, ты дохнул на свет Божий? Но это вдохновение твое пошло живою струею в воздух мира» (Из слова преосв. Иоанна, епископа Смоленского).

(12). В. Гюго: «Мы знаем, что есть атеисты знаменитые и могущественные. Эти последние в сущности, выведенные на чистую воду, (ramenйs au vrai), не твердо уверен в своем атеизме, по самому могуществу своему. С ними все дело в определении. Во всяком случае, если она не верят в Бога, то, быв великими умами, доказывают бытие Божие. Мы чтим в них философов, осуждая безусловно их философию».

(13). Пусть люди размыслят в самих себе о сих трех, т. е. о Бытии, Знании и Воле; и рассудят, не есть ли на основании сих трех и в них также Троичность («Исповедь» блаж. Августина).

Яко же в человеке есть ум и слово и дух, и ниже ум без слова, ниже слово без духа, и друг в друзе суща, и о себе. Ум бо словом глаголет, в слово духом является. По примеру сему, еже по образу сущее вкратце и о сем являя, темен образ безыменный и началообразный Троицы носит человек: Ум убо Отец, слово же Сын, Дух же Святый воистину Дух, Богоноснии отцы приточне учат пресущную святую и преестественную догматствующе Троицу, единаго Бога в трех ипостасях… (Григорий Синаит, «Добротолюбие»).

Лютер указывает на троичество в солнце: его вещество, свет и теплота.

(14). В. Гюго… «От устрицы до орла, от свиньи до тигра, все животные есть в человеке, (sont dans l’homme), и всякое из них бывает в том или другом человеке. Иногда даже несколько животных вместе» (piusiers d’entre eux а la fois).

«Животные – не что иное, как олицетворение наших добродетелей и наших пороков, блуждающие перед нашими глазами, видимые призраки наших душ. Бог показывает нам это, чтоб нас вызвать на размышление. Животные суть только тени, и потому Бог создал их неспособными к воспитанию в полном смысле слова. А наши души суть действительности (etant des re겙alite겙s[72]), имеют свойственный себе конец: Бог дал им разум, т. е. возможность развиваться».

(15). «В предчувствии бессмертия не есть ли также нечто согласное с указаниями науки? За смертию и гробом мы признаем лучший мир, жизни более возвышенные, формы (образы) более прекрасные, существа более совершенные, – этого верования не исторгнуть никому из человеческого сердца! Я не хотел бы считать этого верования только прозрением в дальнейшее развитие жизни чрез будущие периоды геологические; в этом инстинкте (предчувствии) лучшего мира заключается закон, ныне открытый, обнаруженный наукой о природе».

Луи Блан на могиле сына Виктора Гюго в нынешнем декабре сказал между прочим:

«Что же касается знаменитого старца, на которого обрушилось столько несчастий, то ему, чтоб нести до конца тяжести бытия, остается убеждение, счастливо выраженное им в прекрасных стихах:

C’est un prjiongement sublime la tombe;

On y monte, е겙tonnе` d’avoir cru, qu’on y tombe[73]

.

«В последнем письме, полученном мною от Барбеза – вообще последнем, которое было написано им – он говорит: «Я умираю и у тебя остается на свете одним другом меньше…. Я желал б верить в истину системы Рено, чтоб мы могли снова свидеться». Снова свидеться! Надежда выраженная в этих словах была источником веры Барбеза в продолжение жизни его и ее непрерывное развитие. Он не допускал мысли об окончательной и вечной разлуке. Виктор Гюго также не допускает этой ужасной мысли. Он верит в безсмертного Бога, он верит в безсмертную душу, и как ни сокрушило его несчастие, эта вера дает ему силу жить на пользу его другой семьи, которой принадлежит жизнь великих людей, – на пользу человеческого рода».

(16). В. Гюго: «Мы не можем ни понять человека точкой отправления, ни понять успех (рrоgres) целью, без двух сил, кои суть главные двигатели: верить и любить».

(17). «Сколько ни преуспевай умственная культура, сколько ни расти вширь и глубь естественной науки, и сколько ни раздвигайся дух человеческий, ему никогда не подняться над уровнем высоты и нравственной культуры Христианства, в том блеске, каком сияет оно в Евангелии».

На эти слова можно бы напомнить Боклю.