Открывается новый, великий синедрион. Вы имеете ли понятие об этом синедрионе? Это собор высших наук, в их современном направлении, наук, утверждающихся на свободном исследовании предметов веры и знания, более на опыте, чем на умозрении, более на самостоятельности изысканий, чем па посторонних свидетельствах, сколько бы их ни было, и потому вооруженных самым тонким анализом и самою безпощадною критикой. Здесь – историческая критика, рациональное изучение священного Писания, филология, философия, антропология, разные виды естественных наук и проч. Это судилище исследует, поверяет, оценивает все существующие в человечестве познания, верования, правила и предания, и произносит над ними приговор во имя самобытного просвещения. И не скрою от вас: страшно это судилище; основанное на началах свободного исследования, оно не признает никакого другого авторитета в вопросах человеческого духа, кроме самого духа. Оно не терпит никаких ограничений в стремлениях его к независимости идей и убеждений, оно не допускает в мире ничего сверхъестественного. Оно не признает во вселенной свободных действий высшей воли и особенных предопределений Промысла в человечестве; все будто бы существует по неизменным законам развития физической природы и по законам свободного саморазвития в человечестве.
Вот сюда-то – к этому судилищу, разум обращается со своим предательством и требует суда над Христом. И суд открывается. – Однако же, как ни грозно судилище, нельзя ли по крайней мере ожидать, что суд наук будет спокойный, умеренный, безстрастный? Ведь такова издавна репутация наук! Так; только не здесь, не на этот раз. Здесь, напротив, обнаруживается какое-то чрезвычайное раздражение и особенное ожесточение. Здесь критика, неумолимая во всяком случае, делается еще более безпощадной; анализ, все разлагающий и режущий, делается более, чем где-нибудь, убийственным. Отчего и за что? Все за разум в свободу человека, будто бы стесняемые христианством. И вот решение суда: самые сказания Евангельские о Христе признаются, если не вполне сомнительными, то не совсем подлинными, испорченными; учение Иисуса Христа, догматическое и таинственное, объявляется мечтательным и несостоятельным – и в самом себе, и в жизни человечества; чудеса Иисуса Христа признаются не действительными, а мнимыми, основанными только на приспособлении к понятиям и духу тогдашнего времени, на психических фактах. Сама идея об Искупителе и об искуплении мира называется фантастическою, вышедшею из темных преданий Востока; Церковь, Христом основанная, представляется, как учреждение, принадлежащее только временам невежества и нравственного мрака, ненужным для времен более просвещенных. Словом, все дело Иисуса Христа отрицается, отвергается, как неосуществившееся и неосуществимое в мире. Сам Он осуждается, как виновник, впрочем, не злонамеренный, а более мечтательный, увлечения и заблуждения людей на многие века.
Вот приговор о Христе современного, собственно ученого суда. И стоит под этим приговором Христос, униженный, лишенный всего своего сверхъестественного значения и всех искупительных прав над человечеством; Он низводится в ряд людей, если не совсем обыкновенных, то не много выше человеческих учителей и преобразователей религий, какие время от времени являются в разных странах мира. А Его Божеское существо? Разве оно не заметно для ученого суда и не поражает его? Но об этом существе здесь и речи нет; оно здесь даже немыслимо и более всего нетерпимо; всякая мысль и всякое слово о нем только еще более раздражает судей.