Прости. Забудь. Прощай

— Нам сказали, что не раньше, чем через неделю будете.

— Есть более неотложные дела. Хорошо без начальства? Не рад?

— Да наоборот! За вас сейчас Колесников со своими отморозками за-правляет. Устали мы.

— Слушай. О том, что я здесь — никому. Мне потребуется помощь.

— Что нужно сделать, Вадим Иванович?

Леша подбежал к двери.

— Сесяс ты за все зафлатишь, — говорил он с букетом, зажатым в зубах, нетерпеливо шаря одной рукой в кармане в поисках ключа, а другой удерживая

сумку, полную продуктов.

— Юлька! Я подстригся! Комплименты принимаются только в голом

виде, — крикнул он, врываясь в дверь.

— Ты где? У меня в два раза больше опыта находить, чем у тебя прятаться. Не забывай, что я без пятидесяти лет как дед! Ну, без сорока! За сдачу

без сопротивления гарантирую…

В гостиной Юли не оказалось. В спальне тоже. Алексей заглянул на

кухню. Там на столе лежала книга с выглядывающим из нее карандашом.

«Жизнь взаймы» — прочитал Алексей на потертой обложке и перевернул ее. На белой поверхности крупными буквами было написано: «Прости. Забудь. Прощай!»

Леша положил книгу и растерянно прошел в ванную. Юлькиной кос-метики и мелочей, расставленных по зеркальной полочке, не было. Спортив-136

ной сумки, которая лежала все время за креслом в спальне, он тоже не нашел.

Только сильно пахло духами.

Юля открыла глаза. Крепко Ломоть ее ударил, гад. А может, наоборот, помочь хотел, чтобы не мучалась, когда засыпать начнут. Кто знает? Даже в

такой момент в силу привычки ей трудно было думать о людях плохо. Она не

хотела умирать, но знала, что в этот раз ей от бандитов не уйти.

«Сама говорила: любовь жертвенна, — подумала Юля. — Значит, и

правда люблю. А с этим и умирать легче».

Выдавив широким веером воду из глинистой колеи, джип остановился.

Фары другой машины, стоящей у самого края поляны, мигнули два раза.

— Могилко-копатели уже здесь! Плохая примета — возвращаться, слышь, деваха? — сказал, смеясь, Ломоть. — А говорят: суеверия! Вот и не верь после

этого! Что-то братки не торопятся. Нам самим, что ли, ее тащить через такую

грязь? Слышь, Сеня! Купла сказал: свинца ей добавить, с гарантией, чтобы не

вылезла в этот раз. Живучая! Все бабы живучие.

Он, матерясь на чем свет стоит, вылез, щурясь под дождем, и, уже не

избегая луж, а ступая куда придется, обошел машину. Открыл багажник и позвал напарника:

— Давай, Сеня! Взяли!

Пройдя несколько десятков шагов в свете фар, они сбросили свою

ношу у свеженасыпанного холма. Прикрывая глаза от слепящих лучей, Ломоть

сказал: — Принимайте клиента. Теперь ваша очередь.

Две вспышки. Два выстрела. Два эха взлетели вверх и, разбежавшись

друг от друга в разные стороны, потерялись навсегда в густой листве.

За окном природа играла свою любимую мелодию летнего дождя. За-езженная миллионами лет пластинка шипела падающими на землю струями.

Очищающая грусть наполняет человека в такие минуты. Щедрый дар

небес. В воде и водке на какое-то время охотно растворяются и горе, и радость, эти человеческие эмоции, неразделимые с жизнью, а вернее сказать, ей экви-валентные. Все течет, все изменяется. Только любовь остается…

Алексей стоял у окна. Тяжелые капли уныло скользили по стеклу вниз, и казалось, что природа тоже плачет.

137

сверчок

Дедушке Петру Андреевичу

Про любого встретившегося или уже знакомого ему человека дедушка

всегда говорил:

— Какой хороший человек!

У него все были хорошие.

Жили мы в старом бараке, который почему-то официально назывался

финским домом.

Удобства во дворе. Побеленная белилами с синькой печка. Скрипучие

деревянные полы.

К зиме нужно было заготавливать дрова, а летом бесконечно наполнять водой

бочки для поливки огорода, таская от колонки на окраине городка тяжелые ведра…

Почему-то сейчас, когда имею «больше, чем заслуживаю» и ничего не

надо делать, если сам не захочу, так тянет в прошлое…

У нас в доме, где-то за печкой, жил сверчок.

Делал он это с большим удовольствием. Всех, кроме дедушки, его

громкое присутствие раздражало. Брат и я не раз безуспешно пытались найти

непрошенного жильца, но тот умело избегал встречи с такими «поклонниками»

его таланта, как мы. Однажды я наконец увидел сверчка на стене, застывшего в

пятне света, как артист на сцене. Он играл, дед, сидя неподалеку на скамеечке, читал газету. Заметив меня, вооруженного свернутым в трубочку журналом, он

привстал, сделал движение рукой, и сверчок медленно, как бы неохотно, сбежал вниз и исчез в щели пола.

— Зачем, дедуля? Я бы его сейчас…

— Пусть живет, — ответил дедушка. — Его век и без того короткий.

Так он относился ко всему живому, считая, что любая Божья тварь за-служивает к себе справедливого отношения. Потому что она пришла в этот мир

так же, как и мы. И чем мы лучше? Зачем зря обижать, тем более неразумное?

В день, когда дедушка умер, сверчок замолчал…

138

три МАШи и… ни одного Медведя

Из серии «Журавлевы»

Пока есть такие Журавлевы, сохраняется и дух России, в котором от-рицательное временно, а доброе — вечно!