Простить и поверить (СИ)

До Черемухиного дома было десять минут быстрым шагом. Звонить Дима не хотел, понимая, что ничего не сумеет объяснить по телефону, и до дрожи желая увидеть Ленкино лицо. Совершенно опустошающая мысль о том, что Ленка пострадала из-за него, придавливала к земле похлеще гусениц буровой машины, которая однажды чуть не отправила на тот свет. Если бы Дима не цеплялся так за свой долг Милосердову, Лена бы не пошла за помощью к Жнецу и не осталась бы одна в самый сложный момент. И пусть вина Жнеца тут была ничуть не меньше, чем его, она интересовала Диму в последнюю очередь. Со своей совестью тот пусть сам договаривается, а Дима договариваться не хотел. Он хотел защитить свою Черемуху от всех на свете неприятностей и не собирался снова позволять ей оставаться без поддержки, что бы ни пришлось услышать сейчас от нее по поводу своего демарша. Обещал ведь уже, что будет рядом, и не сдержал слово. Но пусть Ленка припомнит все его грехи, начиная с первого класса, это не заставит Диму уйти, по крайней мере пока он не заставит ее выслушать себя и осознать, что отныне ей придется считаться с ним.

Дьявол, как было просто в юности, когда Дима просто ставил Ленку в известность о своем решении и она соглашалась, не сомневаясь, что именно он прав и что он действительно разберется с проблемой, сколь бы сложной та ни была. Главное, и сам Дима считал точно так же и, что характерно, не ошибался. Вернуть бы ту уверенность хоть на час, чтобы не дрожало так внутри, пока он, перепрыгивая через две ступеньки, взбирался на шестой Ленкин этаж. Почему не воспользовался лифтом, черт его знает. Может, не мог ждать, пока тот спустится к нему откуда-то сверху, а потом будет невесть сколько закрывать двери и невыносимо вальяжно подниматься по шахте. Может, хотел по дороге хоть немного растрясти дурь, которая не давала покоя, снова и снова подкидывая отвратительные мысли о том, какую боль ощутила Ленка от удара электрошокером, как страшно и плохо ей было и как много она пережила в одиночестве, когда некому даже пожаловаться и услышать слова поддержки. А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы Дима не психанул, а принял ее доводы, проанализировал их и, быть может, додумался бы подменить ее в этом ночном вторжении. Он сумел бы заставить Черемуху отрядить эту роль ему, в этом не было сомнений, если бы не бросил ее, не предал ее доверие, как когда-то уже было. И с чего он вообще взял, что Ленка откроет ему дверь? Может, она видеть его не хочет и никогда больше даже не взглянет в его сторону? Может, она вообще решила забить после случившегося на все это свое расследование и вернуться в Москву, не дав Диме даже возможности еще раз ее увидеть? Может, ей так плохо, что она не способна встать с кровати, а рядом ни одного родного человека, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания? И не на работу она собирается, а рыдает от боли и бессилия в подушку и не знает, что ей делать, и не надеется, что хоть кто-нибудь…

Ровно на этой мысли Дима заколотил кулаками в дверь ее квартиры, не обращая внимания на кнопку звонка, несомненно куда более подходящую для визита в гости. Но внутри все скручивало от страха за Черемуху и понимания, что в каждом мгновении ее мучения виноват только он, и звонок в этой гремучей смеси эмоций был совершенно лишним. Дверь-то затряслась от силы его стука, и Дима на мгновение вспомнил, как уже атаковал ее ровно таким же Макаром двенадцать лет назад, когда классная сообщила, что Ленка уехала и не собирается возвращаться. Долго он тогда пробовал металл на прочность, пока не убедился, что ему не откроют, потому что открывать на самом деле некому.

Каким отчаянием тогда накрыло и каковы были его последствия, Дима помнил слишком хорошо, а потому схватил дверную ручку и с силой дернул ее на себя. Если он потеряет Черемуху, если снова ее потеряет, да еще вот так, из собственного подлого страха…

— Ленка! Это Корнилов! Открой, ради бога!..

Черт его знает, кто эту мольбу на самом деле услышал: может, Черемуха, а может, и тот, кто ее сотворил, но после небольшой паузы ключ в замке повернулся, и Дима, не дожидаясь продолжения, сам распахнул дверь — и выдохнул в голос.

Нахмуренная, недовольная, набравшая воздух явно для того, чтобы наградить незваного гостя парой ласковых за подобный скандал, Ленка стояла напротив него собранная, причесанная, в строгом костюме и на каблуках — в полной броне и абсолютной защите — и с Димы съехала наконец буровая.

— Сдурел, Корнилов! Ты мне всех соседей на уши поставишь!.. — сердито сверкнула глазами Ленка, но он, забив на это раздражение, шагнул к ней и с такой силой прижал к себе, что она, кажется, даже пискнула. Но он и не подумал ослабить объятия. Хватит, напридуривался! Больше ей не удастся от него избавиться! По крайней мере, пока они не закончат это дело!