Простить и поверить (СИ)

Он говорил приглушенным и таким проникновенным голосом, что Лена не могла ему не верить. Да, разберется и защитит. И никому не позволит ее обидеть, даже если ради этого ему придется рискнуть самым ценным, что он имел. В этом был весь Димка, и глупо, глупо врать самой себе, что она справится без него и что он ей не нужен. Нужен! Он один! И плевать, что там начертано в будущем! Лена хотела испытать судьбу, и испытать ее именно с Димкой!

— Ты знаешь, что происходит? — осторожно спросила она, отчаянно не желая разбивать Димкины объятия, но понимая, что пришло время говорить о делах. Кажется, для Димки это было важно ничуть не меньше, чем для нее.

Он еще несколько раз провел ладонью по ее волосам, потом неожиданно прижался чуть выше лба губами, и она закрыла глаза, впитывая эту совершенно невинную ласку. Димка даже не представлял, как много она ей давала. Вот бы и ему сделать что-нибудь приятное, чтобы он не захотел Лена отпускать.

Она легонько потерлась щекой о его подбородок и неожиданно ощутила слишком знакомую твердость у своих бедер. Замерла в озарении. Неужели Димка и теперь ее хочет? И даже совершенно целомудренные их объятия способны привести его в боевое состояние?

По телу прошла горячая беспутная волна, отзываясь на это понимание, но Димка в ту же секунду отстранился, шагнул назад, словно бы на безопасное расстояние, и сунул руки в карманы джинсов.

Лена подняла ничего не понимающие глаза.

— Сначала я хочу услышать о твоих приключениях, — немного вызывающе проговорил он, и она вспомнила: ах да, у них же дела. Безумно важные и совершенно неотложные. И их нельзя обсуждать так близко друг от друга. Потому что думать здраво так не получается. Вообще думать не получается. Слишком хочется не думать. Не сомневаться. Не бояться. И ни о чем не жалеть. — Угостишь кофе? — продолжал между тем Димка, то ли потешаясь над растерянной Черёмой, то ли пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. Лене это точно было не под силу. — Заодно обсудим все версии и решим, что делать дальше.

Она неловко улыбнулась, но все же сделала приглашающий жест рукой в сторону кухни. Затем развернулась и первой направилась туда, дав Диме возможность вздохнуть и хорошенько приложиться в мыслях в свой адрес. Вот же озабоченный: даже Черемухины слезы не способны укротить тело, слишком сильно и давно жаждущее обладания этой девчонкой. И вряд ли Ленка не заметила чересчур откровенного его желания, которое не могли укротить даже призванные мысли о Жанне — мать ее — Федоровне, от одного имени которой обычно пропадало не только вожделение, но и все остальные желания, кроме желания придушить. Но думать о ком бы то ни было, держа Ленку в объятиях, оказалось совершенно невозможно. В голове стучало только ощущение ее близости, и запах ее кожи, проникая в ноздри, будоражил каждую клеточку тела, разгоняя кровь и не оставляя надежды на самообладание. Однажды эта одержимость возьмет верх над его разумом, и тогда уже никакая сила его не остановит. Но пока еще этого не случилось, Дима должен выполнить данное обещание. Должен — для себя. Иначе так и не научится снова себя уважать.

— Тебе сварить, Дим, или предпочитаешь растворимый? — раздался настойчивой Ленкин голос, и Дима, скинув кроссовки, наконец-то тоже прошел в кухню. Ленка держала в руках пакет кофе, очевидно сначала решив все за гостя, а потом додумавшись-таки поинтересоваться его мнением. Дима усмехнулся.

— Готов поспорить, что растворимого у тебя дома отродясь не водилось, — зачем-то захотел подразнить ее он. Однако Лена, несмотря на былую растерянность, в долгу не осталась.

— Готова поспорить, что ты ненавидишь растворимый кофе, Корнилов, — тем же тоном заявила она и с удовлетворением заметила на его физиономии интерес. Улыбнулась, радуясь маленькой победе. — Ты же каждое утро после смены наш кофейный автомат опустошаешь, хотя на стойке бесплатные пакетики стоят.

Дима хмыкнул.

— Зачем тогда спрашиваешь?

Лена повела плечами и наклонилась к кофе-машине. У отца была отличная дорогущая кофе-машина, которая делала совершенно бесподобный кофе и на которую отец почти молился. Но когда врачи запретили ему пить крепкий кофе, мама в приказном порядке оставила ее здесь, чтобы избавить мужа от соблазна.

Лене передалась отцовская страсть, и кофе-машина месяц с лишним была ее единственной утренней радостью. Когда вдруг оказалось, что эту радость можно разделить с Димкой…

Что тут объяснять?