Простите меня, птицы

Сначала они услышали, скрипнула первая дверь старого курятника, потом хлопнула вторая дверь. Тишина стояла минут пять. Потом звук: «УХ-УХ». Потом такой сдавленный крик Иваныча, как будто его там режут. Дальше всё происходило быстро. Две двери на выход из курятника хлопнули одновременно. Мимо них пробежал, пронёсся, пролетел бледный, трезвый, немой Иван Иваныч. Калитку он не заметил. По прямой перепрыгнув через полутораметровый забор, скрылся вдали. Чай с бутербродами ему был уже не нужен. – Чего это он так рванул. Увидал что-то в курятнике? – спросила Вера.

Олег, медленно соображая, произнёс:

– Пуха он увидал. А точнее наше чучело – неподвижного высокого, страшного великана, с широкими плечами, в большой шляпе и с огромными немигающими глазами на лице покрытое перьями. А побежал он, когда это страшилище сказала: «УХ-УХ». Я думаю, Иван Иваныч к нам больше не придёт.

Совёнка выпустили через две недели. Полетел он быстро и высоко, как и обещал Миша. Однажды поздно вечером они услышали: «Ух, Ух» и увидели, над курятником пролетела сова. Юра сбегал за кусочками сырого мяса и разложил их на пеньке возле курятника. Утром мяса не оказалось. Это прилетал Пух.

Каждый вечер, на ночь, ребята клали еду на пенёк. Мама как-то сказала:

– А вы заметили в доме и на участке мыши про-пали – Это Пух нашу дачу охраняет – сказал отец.

Иван Иваныч больше вообще не приходил на дачи. Говорят, он ведёт трезвый образ жизни и устроился на работу. Подобранная птица приносит счастье всем.

Брёвна

Бабушка Анна жила на краю обычного села. Рядом стояла старая деревянная церковь, построенная в год её рождения, – в 1900 году летом на церковный праздник святого Иоанна Предтечу. Когда её открывали, была жуткая гроза и сильный град. Местные после этого стали называть её – церковь Иоанна Громобоя. Сильную грозу посчитали знаком с неба, и поняли, что церковь надо беречь. А бабушка Анна стала первым ребёнком, которого крестили в этой церкви.

С самого детства Анна была при церкви. Маленькая была – носила свечки и протирала лампадки. Повзрослев, пела в хоре или помогала по службе. В 40-ом церковь закрыли. Прислужников разогнали, священник умер от разрыва сердца. Спустя некоторое время, в церкви открыли клуб.

Анна первая пришла к директору клуба и попросилась на должность сторожа. Принимать её сначала не хотели, но, когда официально назначенный сторож пьяный не вышел на работу в течение недели, решили назначить Анну.

Анна не просто сторожила церковь. Она в ней жила. Закончатся танцульки рабоче-крестьянские, Анна закроется изнутри. Все полы и стены трижды чистыми водами вымоет от следов рук и ног нечистых. Помолится на пустые от икон стены, перекрестится трижды на алтарь и спать в свою коморку. И так каждый день. Пока всё вымоет, уж светать начнёт.

Чистота была идеальная. Начальство несколько раз предлагало работу в правлении и зарплата больше, и убирать меньше. Отказом отвечала Анна на все уговоры, и никто не знал почему.

Скоро клуб закрыли (для него построили отдельное сооружение), и из церкви сделали склад зерна. Сторожем склада опять осталась Анна. И в дальнейшем, что бы в церкви ни устраивали – библиотеку, столовую, магазин – сторож был один и тот же – Анна.

В 70-ом году церковь закрыли окончательно. Все организации из неё выехали, так как было опасно работать. Требовался ремонт, но денег никто не выделил. Анну и всех рабочих уволили. На дверь повесили амбарный здоровый замок и всё. Но Анна, по-прежнему, по-своему, охраняла церковь. Дом её стоял рядом, и из окна она была как на ладони. Утром и вечером гуляла часами вокруг неё. То мусор набросанный уберёт, то травку из-под фундамента подёргает. А если алкашей увидит – спуску не даст – всех разгонит.

С годами подступила и старость. Анне был уже 91 год. Она часто болела. За ней ухаживала племянница, на которую она отписала дом. Наступил 1991 год. СССР развалился, а с ним развалилось и всё остальное.

Однажды возле церкви вдруг началось оживление. Подъехало несколько машин, трактор, местный люд. Все галдели, громко разговаривали, размахивая руками.

«Иди, узнай, что там», – попросила Анна племянницу. Через некоторое время племянница прибежала назад, взволнованно сообщая: «Всё – списали церковь с баланса. Ничья она. Разбирать её будут. Людишки стоят, орут, брёвна делят, кому сколько. Ведь всё бесплатно. Хоть всё бери». Анна собрала все свои силы, открыла окно, навалилась на подоконник и то ли хрипела, то ли кричала: «Отошли, отошли от церкви! Горе Вам будет и Вашим близким, кто возьмёт эти брёвна! Не Вами положено – не

Вами и разобрано будет!»

Её слышали, но не слушали. Бревна были большие, чистые, длинные, огромные в обхвате. Деревьев такой толщины сейчас уже нет. Приехал кран, и брёвна стали грузить на разные машины. Брёвна трещали, церковь стонала, люди радовались халяве, а Анна плакала. «Тоня, – сказала Анна племяннице, – бери тетрадку и ручку, пиши, я тебе диктовать буду, кто брёвна брал».

– Зачем, тётя?

– Для памяти. Запись началась.