Просто жизнь

Он снова промолчал и не услышал, как Лиза, наспех накинув телогрейку — ей показалось, что на улице не очень холодно, — выбежала вон.

3

— Ты куда, Коляня? — вкрадчиво спросила Рассоха, когда сын стал надевать полушубок.

— Гулять.

— Мотри, догуляешься!

Колька дипломатично промолчал. И тогда Рассоха пожаловалась мужу:

— Ославит на все село.

— Авось, — проронил Тимофей Тимофеевич. Перед ним стояла пустая четвертинка, лежал надкушенный ломоть черного хлеба.

— «Авось, авось»! — передразнила Рассоха. — Ростом-то Коляня с каланчу вымахал, а ума нету. Помяни мое слово, окрутят его.

— В шестнадцать лет теперь не женятся, — сказал муж.

— Заставят!

Колька прыснул, торопливо нахлобучил шапку.

— Скалься, скалься, — напустилась на него мать. — Вот возьму и не пущу. Ей-богу, не пущу, пока не признаешься, кто она!

От матери всего можно было ожидать. Колька перевел взгляд на отца. Тимофей Тимофеевич сгреб четвертинку, удостоверился, что она пуста, досадливо крякнул.

— Уже вылакал? — удивилась Рассоха.

Колька двинулся к двери, но переступить через порог не успел: вбежала Лиза — в одной телогрейке, в сбившемся платке, с посиневшим от холода лицом.

— Господи, — протяжно выдохнула Рассоха.

Тимофей Тимофеевич выпучил глаза, поспешно запахнул рубаху с болтавшимися пуговицами; на Колькином лице появилось любопытство. Лиза сняла телогрейку, прислонилась плечом к стене. Рассоха начала топтаться около нее, словно растревоженная наседка, всплескивала руками, спрашивала:

— Чего это ты?.. Может, с батюшкой что?..

Лиза была как немая. Придерживая на груди рубаху, Тимофей Тимофеевич сказал:

— Должно, иззябла она. Водочкой растереть — самое милое дело.

Рассоха посмотрела на четвертинку.

— Хоть бы каплю оставил, Нюхало!

— Сбегать? — Тимофей Тимофеевич с готовностью встал.

— Мотри у меня! — Рассоха кинулась в гридню, вернулась с измятой двадцатипятирублевкой. Отдала деньги Кольке. — Одна нога тут, другая там!

Тимофей Тимофеевич с горестным выражением рухнул на лавку. Рассоха подошла к Лизе, грубовато спросила:

— Чего случилось-то, матушка, а?

Лиза не ответила. Это рассердило Рассоху, она стала награждать шлепками вертевшихся под ногами ребятишек, привлеченных в предызбицу громким голосом матери.

Ребятишки постарше и побойчее, получив шлепок, подлетали к нетвердо державшимся на ногах малышам, принимались с усердием хлопать их по голым попкам. Наибольшее рвение проявляли две девочки, очень похожие на Рассоху. Подражая матери, они не только шлепали малышей, но и с напускной строгостью бранили их. В избе образовалась веселая кутерьма, на которую невозможно было смотреть без улыбки. Лиза подняла глаза.

— Ожила? — воскликнула Рассоха. — Теперь выкладывай все как на духу!

Лиза решила ничего не утаивать, но в это время вбежал с четвертинкой Колька. Тимофей Тимофеевич привстал. Колька фыркнул. Рассоха покосилась на сына, рассыпала на столе сдачу, стала считать.

— Сошлось? — весело спросил Колька, когда мать сгребла деньги в ладонь.

Рассоха окинула его подозрительным взглядом, снова бросила деньги на стол. Колька снова фыркнул, бабахнул дверью. Лиза рассмеялась. Присев на корточки, вытерла нос доверчиво взиравшему на нее мальчугану.

— Родить тебе надо, — проворчала Рассоха.

Лиза хотела сказать, что с радостью родила бы, да вот незадача — врачи не позволяют, но постеснялась признаться в этом при мужчине.

— Сейчас водочкой тебя разотру, и совсем оживешь, — пообещала Рассоха. Перевела взгляд на стол, где только что была четвертинка, и ахнула: — Креста на тебе нет, Нюхало!

Рассоха подскочила к нему, вырвала бутылку и так саданула мужа по шее, что он клюнул носом. Притихшие ребятишки оживились. Тимофей Тимофеевич потер рукой ушибленное место, неожиданно улыбнулся. Он сегодня недобрал, все искал повода выклянчить еще на шкалик и теперь блаженствовал: ради этого можно было и брань стерпеть, и оплеуху снести.

— Видала? — воскликнула, обращаясь к Лизе, Рассоха. — Я волосья на себе рву, а он рот до ушей тянет.

— Будя, — миролюбиво сказал Тимофей Тимофеевич.

— Я тебе дам — «будя»! — Рассоха попыталась ударить мужа еще раз, но он увернулся.

— Прекратите! — крикнула Лиза.

Рассоха поморгала. Тимофей Тимофеевич одобрительно кивнул. Ребятишки покосились на Лизу.

— А ты, матушка, оказывается, с характером, — пробормотала Рассоха. — Небось на отца нашего так не шумишь. Иной раз он, может, что невпопад скажет, а ты, видать, сразу свой норов показываешь.

— Ничего подобного! — сухо возразила Лиза и пошла домой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Анна Григорьевна хворала: лежала на кровати — тучная, разомлевшая от жара. Вроде бы ничего страшного не было — обыкновенная простуда, но Василий Иванович волновался. В школе, к удивлению учителей, бывал урывками: подпишет бумаги, проверит, хорошо ли натоплены печи, выбранит шалунов, полистает классные журналы и — назад, к Анне Григорьевне. Сам стряпал, сам приготовлял ей различные отвары и Петьку заставлял помогать. Приглушенно ворчал, чтобы не услышала жена:

— Хватит в носу ковырять. Лучше калину с чердака принеси — матери она помогает.