Просто жизнь

Ветлугин опасался — опередят. Но никто не посягнул на место около Ларисы Сергеевны, и он, очень довольный, сел рядом с ней. Кроме него и шофера, молодых мужчин на этом торжестве не было. Трех семейных преподавателей, включая Василия Ивановича, Валентина Петровна называла с усмешечкой женатиками, иногда посматривала на них так, словно они в чем-то провинились перед ней.

Было шумно, пахло дешевыми духами. Женатики все время пытались расстегнуть на рубахах верхние пуговицы и ослабить узлы на галстуках, но их жены были начеку. Женатики покорно опускали руки, начинали вращать головами, вытягивали шеи. Это тоже не нравилось их женам, и Ветлугин, сочувствуя отцам семейств, подумал, что не позволит, когда женится на Ларисе Сергеевне, так помыкать собой.

Сдвинутые столы были накрыты скатертями. На столике около двери дожидалась своего часа огромная кастрюля с мясом, укутанная ватным одеялом. Учителя натащили столько хлеба, пирогов, рыбы и разных солений, что столы чуть не прогибались. Василий Иванович вынул часы, щелкнул крышкой, громко сказал, перекрывая разноголосый гул:

— Сорок минут осталось!

Все оживились, потянулись ложками и вилками к винегретам и салатам, к красиво уложенной домашней колбасе, к розоватым ломтикам кеты, к маринованным грибам и прочим дарам природы. Ветлугин поворачивался от Ларисы Сергеевны к Валентине Петровне, предлагал им то салат, то рыбу, то еще что-нибудь. Лариса Сергеевна благодарно улыбалась, а Валентина Петровна поначалу жеманилась — просила то самый постный кусочек мяса, то маленький-маленький ломтик рыбы, то ложку салата с противоположного конца стола.

Когда было много выпито и много съедено, Валентина Петровна выпорхнула из-за стола, бесшабашно объявила:

— Теперь танцевать, танцевать, танцевать!

Все глядели на нее и улыбались. Покружившись, она подскочила к патефону, стала вращать рукоятку. Плавал табачный дым; два женатика, сдвинув стулья, о чем-то исступленно спорили. Узлы на их галстуках были уже ослаблены, пуговицы расстегнуты. Разомлевшие от вина и жары жены клевали носами, и женатики, очень довольные этим обстоятельством, продолжали спорить. Валентина Петровна поставила какой-то фокстротик, обвела всех глазами, подбежала к женатикам, отважно потащила одного из них, ошалевшего от неожиданности, танцевать. Это вызвало одобрительные возгласы, аплодисменты. Через несколько минут закружились и другие пары. Лариса Сергеевна посмотрела на Ветлугина.

— Не получится, — сказал он.

— А мне хочется! — упрямо возразила она.

Ветлугин послушно встал, положил руку ей на талию и вдруг почувствовал — ноги ходят в такт с музыкой.

Анна Григорьевна обмахивалась платочком, улыбалась. Василий Иванович хмурился — танцы он не любил, считал их бесполезной тратой времени. Лариса Сергеевна была какой-то непохожей на себя — игривой, возбужденной, и Ветлугин решил: «Сегодня скажу ей все-все».

— Устала, — пробормотала она. — Да и душно очень. Может быть, на свежий воздух выйдем?

— С удовольствием!

Ночь была лунной, морозной. Поглядывая на Ларису Сергеевну, неторопливо сметавшую рукавичкой пушистый снежок с перила крыльца, Ветлугин подумал, что для полноты счастья ему недостает только одного — согласия этой девушки стать его женой. Он решил немедленно предложить ей руку и сердце, но послышались чьи-то шаги.

— Володька? Какими судьбами? — удивленно воскликнул Ветлугин.

— Любезничаете? — проворчал Галинин и выразительно вздохнул, давая понять, что ему, священнику, даже в новогоднюю ночь приходится думать о том, о чем он думает постоянно.

Ветлугин почувствовал, все хорошее, что возникало в душе, когда он вспоминал Галинина, улетучивается, с усмешкой спросил:

— Все страдальца из себя корчишь?

— Не корчу, а страдаю, — ответил Галинин и принялся убеждать себя, что это действительно так.

— Перестань! — сказал Ветлугин. — Твое страдание показное, никому не нужное. Ты, Володька, хороший человек — я в этом нисколько не сомневаюсь, но людям от тебя пользы нет.

В голове Галинина бродил хмель, перед глазами был Христос. Он понял, что в присутствии Ларисы Сергеевны не сумеет сказать ничего того, что могло бы заинтересовать ее и вызвать смятение в сердце Ветлугина. Бывший однополчанин видел его насквозь, и он, пробормотав спасительную фразу: «Бог вам судья», — торопливо ушел.

Настроение было испорчено. Ветлугин так и не сказал Ларисе Сергеевне то, что собирался сказать.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Ветлугин мечтал в каникулы отоспаться, но просыпался по-прежнему рано. Дел в школе было немного. С молчаливого согласия директора учителя появлялись на час или два. Весь день в школе проводил только Василий Иванович. Ветлугин изнывал от безделья. Пробовал читать, но сколько раз можно было перечитывать одно и то же! Стараясь убить свободное время, он протер фланелевой тряпочкой книги, вымыл полы, постирал белье.

Скрипнула входная дверь. Простуженный голос сказал:

— Почту примите!

Почтальонша принесла два письма и газеты. Одно письмо было от матери, другое — с расплывшимся фиолетовым штампом — предназначалось хозяйке. До сих пор она писем не получала.