Кстати, похожая судьба постигла страны Латинской Америки, основывавшие свою экономику на принудительном рабском труде и поставлявшие на мировой рынок сахар, табак, кофе. Как Бразилия, так и Куба вынуждены были отказаться от рабовладения. При этом Бразилия только в конце XX века смогла осуществить экономические реформы, способствующие нормальному развитию промышленности. А Куба, вот уже более полувека экспериментирующая с казарменным социализмом, по сей день фактически так и не вышла из своего сахарного проклятия.
Мясное проклятие
Среди экономистов сейчас стало модно приводить пример Аргентины как страны, прошедшей в XX веке долгий путь «демодернизации». Отмечают, что в конце XIX столетия она находилась в числе мировых лидеров по размеру ВВП на душу населения, однако затем неуклонно отступала с лидирующих позиций, пока не дошла до нынешнего убогого состояния государства-середнячка, то страдающего от гиперинфляции, дефолта и прочих экономических бедствий, то несколько подтягивающегося в погоне за мировыми лидерами.
Подобное представление об Аргентине совершенно неверно. Никакой «демодернизации» в XX веке там не могло быть по той простой причине, что в XIX столетии в этой стране не происходило модернизации. Выдуманное экономистами представление о «демодернизации» задает неразрешимую загадку: поглупели, что ли, аргентинцы со временем, раз растеряли былые достижения? Но если они не имели достижений, то, значит, и не могли ничего растерять.
Период недолгого аргентинского процветания конца XIX века связан всего лишь с удачным использованием природных ресурсов, а вовсе не с формированием институтов (правил игры), с помощью которых развиваются успешные экономики. Причем удачно использовавшимся ресурсом было вовсе не серебро (как можно подумать, исходя из названия страны), а плодородные почвы аргентинской пампы, в которой паслись огромные массы коров фактически без всяких трудозатрат со стороны местного населения. Один гаучо присматривал сразу за большим стадом, и себестоимость говядины в Аргентине была в итоге ничтожной по сравнению с себестоимостью мяса в Европе.
До поры до времени аргентинскому экономическому чуду препятствовало лишь то, что, как известно, за морем телушка — полушка, да рубль перевоз. Точнее, перевоз скоропортящихся продуктов питания в Европу был даже не дорог, а вообще практически невозможен при тихоходных парусных судах и отсутствии рефрижераторов. Жители Буэнос-Айреса объедались мясом, на котором нельзя было толком заработать (отсюда, заметим попутно, произошла традиционная аргентинская кухня с ее огромными стейками), но как только случилась своеобразная транспортная революция в океанических перевозках, то чудо не замедлило сказаться, причем без особых усилий со стороны самих аргентинцев.
Скоростные суда, работающие на угле, стали вывозить в Европу большие объемы аргентинской говядины. Экспортеры быстро разбогатели. Поскольку число жителей Аргентины было сравнительно небольшим, ВВП надушу населения оказался весьма впечатляющим для той эпохи. Глядя на старую статистику, можно подумать, будто граждане этой латиноамериканской страны приложили в конце XIX века колоссальные усилия для осуществления экономического подъема. Однако на самом деле европейские технические открытия просто соединились с местными природными ресурсами. Это удачное сочетание не требовало от Аргентины никаких реформ, никаких прогрессивных институтов. Стране подфартило, однако эта удача, как и все прочие ресурсные удачи, не могла сохраняться бесконечно.
Как всякое общество, столкнувшееся с ресурсным проклятием, Аргентина превратилась в мир значительного неравенства. Местная сельскохозяйственная элита вслед за крымскими ханами, испанскими грандами, французской аристократией и американскими рабовладельцами существенно оторвалась по уровню жизни и доходов от так называемых дескамикадос (безрубашеч- ников) — наименее обеспеченных слоев населения. В итоге голытьба всё же взяла свое. Их лидером стали полковник Хуан Доминго Перон и его очаровательная супруга Эвита, провозгласившие идеи хустисиализма — аргентинской разновидности социализма, призывавшего к достижению социальной справедливости.
В борьбе между развитием и справедливостью прошла фактически вся вторая половина XX века. Экономика то поднималась, то падала в зависимость от того, какие условия функционирования ей предлагала очередная власть. С одной стороны, к старому сельскому хозяйству новая эпоха добавила и промышленность. С другой — души коров, съеденных в XIX веке, долгое время не давали покоя аргентинцам, которым трудно было осознать, что они живут не в главной стране Латинской Америки, поднявшейся, наконец, с колен, а в отсталом государстве, где для успешного развития надо еще очень много сделать.
Г-ное проклятие