Споры по поводу природы науки не ушли в прошлое с окончанием «научных войн» 1980-х и 1990-х, но продолжают определять ее место в американских университетах. Когда в 2007 году Гарвард пересматривал общие требования к образовательному процессу, предварительный доклад комитета разработчиков подавал изучение науки безо всякого упоминания о ее роли в системе человеческих знаний:
Наука и технологии непосредственно влияют на наших студентов множеством способов, как положительно, так и отрицательно. Им мы обязаны спасительными лекарствами, интернетом, более эффективными способами хранения энергии и цифровыми развлечениями; но они же дали нам ядерные боеголовки, биологические оружие, методы электронной слежки и экологические катастрофы.
В принципе, это правда, но точно так же можно сказать, что архитектура создала не только музеи, но и газовые камеры, а классическая музыка не только стимулирует экономическую активность, но и вдохновляла нацистов и так далее. Однако на другие дисциплины это странное сопоставление полезного и гнусного авторы не распространили, умолчав при этом, что у человечества есть убедительные причины предпочитать знания и технологии невежеству и суевериям.
Недавно на некой конференции одна моя коллега подвела итог своим размышлениям о неоднозначном наследии науки: вакцина от оспы с одной стороны, исследование сифилиса в городке Таскиги – с другой. Эта история – еще один обязательный пункт типичного рассказа о злодеяниях науки: с 1932 года на протяжении четырех десятилетий специалисты в области общественного здоровья следили за развитием нелеченого латентного сифилиса на выборке из бедных афроамериканцев. По нынешним стандартам, исследование было абсолютно неэтичным, хотя его неэтичность порой преувеличивают, чтобы сделать обвинения поубедительней. Исследователи, многие из которых сами были афроамериканцами или активистами, обеспокоенными здоровьем и благополучием афроамериканцев, не заражали участников, как считают многие (ошибка, которая привела к появлению популярной теории заговора, будто СПИД был изобретен в лабораториях правительства США с целью контроля за численностью чернокожего населения). Но, учитывая обстоятельства того времени, исследование можно оправдать даже по стандартам наших дней: тогдашние средства от сифилиса (в основном соединения мышьяка) были токсичными и неэффективными, когда же появились антибиотики, их безопасность и эффективность в лечении сифилиса была неизвестна, зато было известно, что латентный сифилис часто разрешается самостоятельно, без лечения[1193]
. Но что важней всего, приведенное моей коллегой сравнение пользы и вреда нелепо в нравственном отношении и демонстрирует разве что способность «второй культуры» лишать своих сторонников чувства меры. Оно подразумевает, что исследование в Таскиги – стандартная и неизбежная научная практика, а не вызвавшее всеобщее осуждение нарушение, и уравнивает единичный отказ уберечь от ущерба здоровью несколько десятков человек с предотвращением сотен миллионов смертей каждые сто лет отныне и навсегда.Но стоит ли всерьез опасаться демонизации науки в учебных программах гуманитарных факультетов? Да, и по ряду причин. Хотя многие талантливые студенты с первого дня первого курса настроены изучать медицину или инженерные специальности, другие еще не определились, чему они хотят посвятить жизнь, и полагаются на мнение преподавателей. Что случится с теми, кого учат, что наука – это просто еще один нарратив, подобный религии или мифологии, что она мечется от революции к революции безо всякого прогресса и что она рационализирует расизм, сексизм и геноцид? Я видел результат – многие из них решают: «Раз так, я лучше буду зарабатывать деньги!» Четыре года спустя их интеллектуальные ресурсы оказываются задействованы в поиске алгоритмов, позволяющих инвестиционным фондам на несколько миллисекунд быстрее обрабатывать финансовую информацию, а не новых методов лечения болезни Альцгеймера или технологий улавливания и хранения двуокиси углерода.