Противоположности

Шталов хоть и поразился, но оставался непоколебим. Следующая его фраза была преисполнена решимости и вместе с тем гордости, которую он сейчас испытывал. Не было в ней страха или сожаления, в ней был только благодарный покой: «Вы правы во всём… убийца я».

Слова эти были последней точкой в этом деле. Стан Шталова при аресте не был испуган будущей участью, казалось, он был готов к любому исходу, в том числе и к смерти. Он не оправдывался, не лил слёзы… даже не извинялся. Поэтому даже Тимофей Сергеевич не смел к нему прикоснутся. Анна Михайловна увидев, как мимо неё ведут скованного в наручники Шталова, не удивилась, не начала радоваться или злиться, она просто снова опустила голову, закрывшись в светлых кудрях. Боровский с товарищем тихо ушли. Градатский не стал ждать благодарности, так как была ему она безынтересна… да и никто не хотел ему говорить тёплых слов. Доброе дело было совершено, и сомнений в этом быть не может, но, когда оно подается в такой тёмной оболочке, в этой игровой издевательской манере, то все просто перестают воспринимать этот поступок как нечто светлое. Каждый желает видеть лишь тьму, ведь смотреть в черное дно гораздо легче, чем лицезреть палящие солнечные лучи. Боровский был этим крайне недоволен, но молчал, оставив эту тему позади.

IX

Вечерело. Задержались они больше чем рассчитывали, поэтому шли уже под покровом дырявого неба. Улицы пустовали. Погодка внятно говорила, что пора переходить на зимнее пальто, иначе выдержать морозных испытаний, подготовленных матушкой природой, не представится возможным. Ветер пробирал до костей, заставляя не естественно быстро шагать домой.

— Ответьте, Константин Григорьевич. Как думаете, каков истинный мотив Шталова?

— Наверное мотив, изложенный в письме, наиболее правдоподобный. Всё-таки изобличить виновника в его в грехах перед остальными это в духе мстителя. Но если Вы желаете, то на днях я могу провести с ним встречу в участке, где Вы сами всё сможете разузнаете в спокойной обстановке.

— Буду признателен за такую возможность.

— И ещё кое-что, Саша… я прошу прощения за оскорбительные слова, сказанные тем злополучным вечером. Как показывает сегодняшний опыт, я ошибался в своём суждении, Вы сильнее и крепче, нежели мне думалось. Из-за этой размолвки я долго корил себя, я бы хотел и дальше быть Вам добрым другом, а не простым иждивенцем, беседа с которым это оскорбление своей чести.

— По большому счёту Вам не за что извиняться. Каждое Ваше слово было правдой. Я действительно был слаб духом, и если бы не те слова, то таким бы я и остался. К счастью, я сам смог это понять, и вражде с Вами предпочёл бы дружбу. Ведь как показывает практика, конфликт с Вами дело гиблое, — улыбнувшись, произнёс он.

— Схватываете на лету.

Градатский снова растянул улыбку, но на этот раз вовсе не ехидную или злую, совсем наоборот она была непривычно доброй, в ней не было и тени былой натянутости, лишь искренность. Глядя на него, создавалось ощущение, что его лицу была чужда такая улыбка, что морщины, рождённые от счастья, были чем-то новым или давно забытым, будто прежде кожаные складки появлялись только, когда подступала боль… которая постепенно окрасила его жизнь в серые-чёрные тона. К девяти часам они уже были дома, где вкусным ужином их встретила Марья Петровна.

X

Через три дня они пошли в полицейский участок, где Шталов сидел, дожидаясь суда, на котором ему скорее всего срока заключения не дадут, а сразу познакомят с плахой. Он сидел за решёткой с мокрыми стенами, смердящими плесенью. Через небольшое оконце сверху должен был поступать солнечный свет, однако погода была неладной. Небо целиком и полностью затянули тяжёлые облака, не пропускающие лучи, оттого помещение окутало тьма. Без лишних расспросов их впустили внутрь участка. Встав напротив камеры, они ждали, когда Шталов обратит на них внимание, его взгляд медленно перешёл от пустоты к их лицам, немного удивившись.

— Знаете я даже рад, что вы пришли, господа, — хриплым мёрзлым голосом сказал он. — Побеседовать с такими уникальными личностями перед смертью дорого стоит. Так зачем пожаловали?

Боровский опустил голову и в уме перебирал наиболее правильную формулировку вопроса, но остановился на самой простой и прямой.

— Скажите… Почему Вы захотели убить господина Савенина?

— Хм, — издал, — в предсмертной записке я всё уже написал.

— Да, но я бы хотел узнать больше подробностей, и желательно от Вас самих.

Шталов встал и как можно ближе подошёл к Боровскому, упираясь в холодную решётку. Как и при задержании, в его глазах не читалось раскаяние. Тихим голосом он начал свой рассказ.