Противостояние

— Горбача грохнули. Те что придут — начнут чистить. Надо уходить сейчас, пока не закрыли границу. Ты с нами?

Маджидов помолчал, решаясь

— Надо домой заехать. Там у меня…

— Дурак! Там тебя и ждать будут — у твоих цацек! Из-за рыжья — башкой захотел рискнуть, идиот?

— Ну… там у меня не так уж и много было.

— Вертолет за тобой?

— За мной, куда денется.

— Тогда рвем на аэродром. Пока не поздно…

Маджидов повернул ключ в замке зажигания. Мотор Волги схватился мгновенно, отозвался легким гулом

— Товарищ генерал… — вдруг спросил Маджидов — а что там…

Генерал похлопал его по плечу, улыбнулся

— Там — свобода. Знаешь, как блатные говорят. Свобода — это рай. Вот там и есть — рай. Я знаю кое-кого с той стороны, поговорю. Всех нас устроят, там нужны специалисты по Советскому союзу. Дадут подъемные — пару сотен тысяч зеленью. Купите дом, машину…

— Может, в штаб заехать? — практично предложил Маджидов — выпотрошить кое-что. За это отдельно доплатят. Там замки на железных шкафах — смех один.

— Нет. Не надо. Все что надо — у меня в голове. Поехали!

* * *

В Кабуле базировался смешанный 50-й авиационный полк, в основном летавший на старых добрых «восьмерках». Ми-8, она же «пчелка», она же «метла», она же «утюг», она же «Василиса». Никто не считал, и не мог подсчитать, сколько жизней спас этот воздушный трудяга, взлетая иногда с двухкратным перегрузом — но взлетая, унося пацанов из творящегося на земле ада. Согласно действовавшей до Афгана доктрине использования вертолетов, часть нагрузки по высадке десантов должен был взять Ми-24, бронированный и лучше защищенный. Но жизнь как всегда безжалостно внесла свои коррективы — на высотах «крокодил» задыхался, мощности едва хватало что бы нести вооружение, какой уж тут десант. А «пчелка» летала. Иногда прилетала — живого места нет, но прилетала.

В составе пятидесятого полка были несколько вертолетов — салонов, предназначенных для штаба сороковой армии, были обычные вертолеты, в основном почтовые. Но генерала Птицына интересовал только один вертолет — Ми-8, закрепленный за его группой сегодня он должен был сослужить ему последнюю службу…

Группа, которую курировал генерал, называлась «Н». Наркотики. Борьба с наркопроникновением в СССР и с наркомафией в Афганистане. Группа эта была создана специально под генерала Птицына, по настоянию ныне покойного генерала Олега Пасечника, бывшего заведующего сектором в отделе административных органов ЦК КПСС, бывшего заместителя начальника ГРУ ГШ по кадрам и врага народа. К Птицыну же перешли смертельно опасные записи — несколько записных книжек генерала Пасечника, в которых убористым генеральским почерком были выписаны советские чиновники, которые имели отношение к наркоторговле, к незаконному предпринимательству, к «цеховикам». Были и такие, которые сами употребляли наркотики. На страницах этих потрепанных записных книжек раскрывалось — все: кто, когда, сколько взял, на какой счет положил. Были там и записи, касающиеся Ставрополья — ими генерал Пасечник до своей смерти успел поделиться с американцами, американской разведкой. Но вот выехать из страны не успел — сыграла свою игру старуха с косой, подвело здоровьишко. Тридцать сребреников, заплаченные за предательство, останутся навеки лежать в швейцарском банке — хотя Птицын знал номер счета и банк, и уже решил, что после того, как он прибудет в свободный мир — займется этим. Грех таким деньгам без дела лежать. Впрочем — он и сам, с группой Н, которая вместо того, чтобы бороться с наркотиками — организовала первую крупную линию поставок героина в Советский союз. Раньше все морфин по пять рублей за ампулу в больничках скупали, а теперь… какой там морфин?

Аэродром, где базировался 50-й ОСАП, находился по дороге к Кабульскому международному аэропорту, примыкая к нему, как бы у подножья гор, где находится Кабул — если это можно назвать подножьем, скорее это низменность. Выглядел он не очень презентабельно — вездесущая пыль, колючая проволока, рвы и дорожки, самолетные и вертолетные стоянки, старые казармы, в которых размещалась столовка и другое учреждения, модули — сборные финские, и наши, выглядящие как положенные на бок бочки. Единственно что построили — так это ангары для техники, полосы да вышку управления полетами. А так — это было выцветшее, пыльное плоскогорье.

Белую Волгу на аэродроме знали, пропустили спокойно, без досмотра — да и остальных не особо досматривали, на посту на въезде даже не было пулемета. Маджидов подрулил к первому ряду жилых модулей.

— Щас, летуна нашего найду…

— Только быстро — недовольно сказал генерал.

Маджидов вернулся через несколько минут таща на буксире щирого хохла в форме, который что-то доказывал капитану, недовольно размахивая руками.

— Ни, дорогой, не могу. Ну не могу, хоть убей…

Маджидов сунулся в машину.

— Вот. Прошу любить и жаловать. майор Москаленко. Везти нас не хочет, гад…

«Гад» было сказано без злобы, как бы шутя

— В чем дело майор? — сухо спросил Птицын — почему не выполняете приказ?

— Да нет у меня приказа — возмутился хохол.