Противостояние

Генерал переместился в кабину на место между первым и вторым пилотом. Здесь, в кабине есть непредусмотренное — но место для третьего человека и если не предъявлять больших требований к комфорту полета — то вполне можно здесь разместиться. Генералу было все равно — он должен был лично контролировать экипаж потому что по своей работе привык к тому, что никому ничего нельзя поручить, и все приходится делать самому. В нескольких сантиметрах от его ноги висел АКС-74У, сучка, которую в Афганистане экипажи никогда не забывали брать с собой в полет. Пистолет у него лежал в кармане, с патроном в патроннике и снятым с предохранителя.

Когда начался обстрел, генерал не увидел кто стрелял — просто вертолет резко качнулся в сторону, а потом по фюзеляжу что-то стукнуло. Он не испугался — бояться уже не было смысла, если суждено, то…

— Часто так обстреливают? — заорал он, перекрикивая турбину.

— Часто! Хорошо хоть не Стингер!

Сзади, в салоне коротко рокотнул бортовой пулемет, потом еще раз. Непонятно — то ли по цели, то ли просто так — чтобы отпугнуть. Даже имея тяжелое вооружение, ДШК и зенитные ракеты душманы избегали лишний раз связываться с вертолетами. Себе дороже.

— Долго еще?

— Минут десять, товарищ генерал-лейтенант!

Десять минут…

Под ними была дорога Кабул-Джелалабад. Красивые места, красивые даже зимой, в это смутное и мерзкое время, когда даже духи прячутся по пещерам. Дорога эта была известна с древности как торговый караванный путь, проходила она по долине, которая в некоторых местах раскатывалась во всю ширь — а в некоторых сжималась до узкого ущелья. Раньше по этой дороге шли в основном товары в Кабул из Пешавара, главного торгового города на той стороне, куда он и стремится, теперь — наоборот, из Кабула, Пакистан больше не торгует с соседями. Как примета нового времени — то тут то там обгорелые, изъеденные ржавчиной остовы грузовиков, бэтров, бмп — братских могил пехоты. Духовские районы начинались уже в двадцати километрах от Кабула.

Генерал снова посмотрел на часы. Пора… Потом обернулся, встретился взглядом с Маджидовым — а больше ничего и не было нужно.

— Заряжен? — он протянул руку к висевшей рядом с ногой «ксюхе».

Москаленко подумал про себя, что везет полного идиота — что, в детстве в войнушку не наигрался? Но это был генерал — а он был всего лишь майор.

— Заряжен, товарищ генерал-лейтенант!

Генерал глянул в последний раз на часы — пора — и, лязгнув затвором, ловко перебросил автомат Баранову.

— Товарищ…

Москаленко осекся на полуслове — тупое рыло ПМ глянуло ему в лицо.

— Молчать и выполнять то что я скажу! На запросы с земли не отвечать. Курс — по азимуту девяносто, на Пешавар, исполнять! Высота — не более пятидесяти над землей.

Ошеломленный Москаленко упустил штурвал — и генерал Птицын ткнул его пистолетом в лицо, сам едва удержавшись на своем месте.

— Держи машину! — выкрикнул он — убью!

Бортач, бортмеханик, крепкий и смелый хохол с Волыни по фамилии Онищенко, только недавно вернувшийся в строй — был за бортстрелка, прикрывал эвакуацию десанта, был ранен — обернулся, и увидел автомат, который неуклюже держал в руках Баранов. Опаленное дуло Калашникова смотрело прямо на него.

— Э… вы чего… — непонимающе сказал он

Баранов держал автомат одной рукой за рукоятку, другой за магазин, губы его тряслись

— Стоять! Стоять, стреляю!

Хохол по-прежнему не въезжал. Он видел многое в этой жизни, видел как у одного офицера поехала крыша, он схватил пистолет и застрелил одного из сослуживцев, другого ранил, потом с собой попытался покончить… крыша поехала окончательно. Его еле скрутили, отобрали оружие, отправили в психушку. Вот и Баранов — его он видел впервые — сразу ему не понравился, нервный какой-то, трясучий. Может, тоже крыша после обстрела вертолета съехала, мало ли чего… когда человек на взводе, одного слова достаточно чтобы планка упала…

— Не дури! Дай сюда… — протянув вперед руки, ловко балансируя на раскачивающемся полу вертолета, бортмеханик пошел вперед. В этот момент, перекрывая вой турбин грохнул выстрел — второго не последовало, потому что магазин от отдачи сдвинуло и произошла задержка. Но и одной пули оказалось достаточно…

Огнем обожгло внутренности, глубоко, до кишок. Прапорщик Онищенко пошатнулся — но удержался, посмотрел вниз, на стремительно расплывающееся по форме пятно крови. Потом поднял глаза на того, кто выстрелил в него.

— Дурак… посадят ведь…

Громыхнуло еще раз, отрывисто и страшно, прапор пошатнулся и упал вперед, Баранову под ноги. Тот оглянулся — капитан Маджидов прятал в кобуру пистолет Стечкина.

— Что смотришь, с. а! Добить не мог, урод!?

И в следующую секунду вертолет резко повело влево, так резко, что они оба полетели с ног, и Маджидов, и Баранов

* * *

В пилотской кабине выстрелы было слышно. Второй пилот, который непосредственно не был занят управлением вертолета, обернулся на звук — и взвыл, схватившись обеими руками за брызгающую кровью голень.

— Да вы что, охренели?! — Москаленко бросил вертолет влево, в разворот, благо местность позволяла

— Убью! Убью, выполнять приказания! Убью!

* * *