Противостояние

Под самую ночь их все-таки попытались перехватить. Но опытный капитан за штурвалом Ракеты сделал свое дело — уклонился, ушел от поискового прожектора, ускользнул. А дальше, уже на иностранной территории — сам вышел в эфир…

Вот и все.

Москва, Кремль

25 ноября 1987 года

Политическая борьба в Советском союзе воспринималась как нечто недостойное, как атрибут загнивающего капиталистического мира. Партия всегда едина, не может быть и намека на фракционность. Обсуждение никогда нельзя выносить наружу. Принято единогласно. Партийная дисциплина, если решение принято, ты должен его всецело и публично поддержать даже если в корне не согласен с ним. Один Бог знает — каких монстров породили эти правила — с красной депутатской книжкой в нагрудном кармане, с фигой в кармане, с лютой ненавистью и злобой в душе. Ложь самому себе — самая страшная ложь, человек лгущий самому себе — слеп, глух, морально уродлив.

А как же идеалы. Если приняли решение, с которым ты не согласен категорически, которое противоречит всем твоим идеалам, тому ради чего ты вступал в партию — тоже согласишься? Тоже начнешь отстаивать? А как же честь? Совесть? Как же страна, которая выдвинула тебя на этот пост — может, это решение приговор ей?

Поддерживали. Голосовали за — единогласно. Торопились — боясь опознать. Вычищали, забалтывали, давили авторитетом несогласных. В тридцать седьмом убивали физически, дальше уже не осмеливались — убирали на пенсию, доводили до инфаркта. Или — по тихой.

Но того, что произошло в стране 20-го и 21-го ноября — такого еще не было, никогда. Это противоречило самой сути советского строя, вселило страх в сердца самых стойких, самых несгибаемых. Что уж говорить про самых подлых — как громом всех поразило известие что Шеварднадзе, находившийся в тот момент у себя в Грузии, как началось — бежал в Турцию и сейчас, по слухам, был уже в Соединенных Штатах Америки. Многим не повезло — хоронили тайно, не хватало гробов соответствующего уровня, пришлось посылать самолет в Ташкент. Каким то инфернальным юмором отдавало то, что многие их тех кто предавал — легли в землю в точно тех же домовинах, в которых ложились те кого они предавали. Мужики и пацаны, скормленные духам в жестокой, упорно проигрываемой войне. И те кто послал их туда, но не дал им ни внятной цели, ни победоносного командования, а потом и вовсе предал, разменял на дешевые, трескучие слова, на красоту фраз и красоту давно мертвых американских президентов на зеленых купюрах.

Земли приняла всех.

Чрезвычайное заседание Президиума Политбюро ЦК КПСС было назначено на десять ноль-ноль — но съезжаться начали намного раньше. По притихшей Москве мимо угрюмых БТРов дивизии Дзержинского, расставленных в ключевых точках столицы, опасливо объезжая пропахшую смертью Лубянскую площадь черные лимузины ЗИЛ везли своих пассажиров в Кремль. Напряжение передавалось и обслуге — непривычно тихо и собранно вели себя прикрепленные из девятки, ни у кого не было сопровождения ГАИ, чтобы не привлекать излишнего внимания. Москва была в трауре, из флагштоков, занимаемых только на майские и ноябрьские праздники уныло торчал, напитываясь промозглым декабрьским холодом, крещенный траурными черными лентами кумач. Почему то резко потеплело, температура была чуть ниже нуля, но днем она обещала превысить эту отметку — и под ногами противно, предательски хлюпало. Молчаливая, сосредоточенная людская масса текла по тротуарам, никто не поднимал головы, все торопились, старались как можно меньше быть на улице. Несмотря на то, что по телевидению ничего не объявляли кроме трагической гибели делегации СССР на какую-то международную встречу во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Сергеевичем Горбачевым — шила в мешке было уже не утаить. События, произошедшие теми днями в Москве обрастали дичайшими слухами, уже нашлись очевидцы уличных боев и штурма Кремля. Парализованное страхом, КГБ бездействовало, в МВД наоборот — отмечалась странная, не обусловленная никакими внешними причинами активизация. Временным исполняющим обязанности председателя КГБ СССР неожиданно был назначен Виталий Константинович Бояров.

Черные лимузины прокрадывались под аркой кремлевских, Боровицких ворот, медленно ехали по идеально гладким дорожкам, тормозили у первого корпуса Кремля. Старики — а все пассажиры ЗИЛов были стариками, по крайней мере внешне, торопливо подходили к парадным дверям корпуса, проходили внутрь.

Они были напуганы.