Эх, если бы мы стреляли не одним орудием главного калибра, а четырьмя, как на «Ушакове», мы бы давно уже нащупали дистанцию, а если бы иметь восемь-десять 12-дюймовок на одном корабле, мы бы нафаршировали японского флагмана снарядами еще до того, как он сам открыл огонь. Ходят слухи, что американцы собираются выстроить броненосец с восемью двенадцатидюймовками [ «Мичиган». –
Падение 15-го снаряда (54,2 каб. на прицеле) мы опять приняли за «вилку» и опять ошиблись [на самом деле бронебойный снаряд пробил грот-мачту под марсом, но взрыватель бронебойного снаряда не взвелся, и так как мачта осталась стоять, на «Корейце» этот выстрел посчитали перелетом. Японцы же весь бой опасались падения мачты. –
А вот 17-м снарядом (49,7 каб. на прицеле), похоже, попали, правда внешне это никак не отразилось на «Идзумо». Не было видно ни пожара, ни взрыва. Но, возможно, бронебойный снаряд взорвался внутри корпуса. [Десятидюймовый бронебойный снаряд «Памяти Корейца» пробил шестидюймовую броню среднего каземата шестидюймового орудия, выбив его ствол из цапф. Пройдя дальше поперек корабля, практически горизонтально, он пробил последовательно продольные переборки и, закопавшись в уголь запасной ямы противоположного борта, уткнулся в стык пояса по ватерлинии и второго пояса. Где и взорвался. От внутреннего взрыва сдвинулись бортовые бронеплиты, угольная яма заполнилась водой. Когда, делая crossing the T, «Варяг» оказался почти по носу у «Идзумо», контр-адмирал Руднев весьма удивился – «почему мы обстреливаем ЛЕВЫЙ борт «Идзумо», а крен у него на ПРАВЫЙ». –
Примерно в это же время и японцы открыли огонь. Три головных засыпали снарядами «Варяг», за которого мы изрядно поволновались, а два их концевых били по «Рюрику».
Мы произвели еще четыре выстрела по «Идзумо». Все без видимого результата. За это время «Варяг» пристрелялся по «Идзумо» и поднял сигнал «46 кабельтовых». «Варяг», «Богатырь», «Россия», «Громобой» и «Витязь» обрушили на «Идзумо» прямо-таки шквал снарядов. Он скрылся за стеной всплесков. Такого я даже в учебно-артиллерийском отряде не видел. В то же время концевые японцы начали попадать в «Рюрик», который, тоже быстро пристрелявшись по концевому крейсеру японцев «Якумо», открыл беглый огонь.
Наш командир решил помочь «Рюрику», и мы тоже принялись стрелять по «Якумо», но, к сожалению, выучка давно сплаванного экипажа «Рюрика» была значительно лучше нашей. Пока мы пристреливались нашими шестидюймовками, старик уже начал нашпиговывать японца снарядами. Мы не различали наших пристрелочных попаданий из-за его стрельбы, а на «Рюрике» никто не догадался показать дистанцию. Наш башенный дальномер Барра и Струда к этому времени откровенно врал (видимо, из-за сотрясений или вибрации), а для измерения микрометром Люжоля – Мякишева дистанция была велика. Пришлось пристреливаться нашей десятидюймовкой (фугасными, чтоб при попадании в воду был отличный от других большой столб). Впрочем, пристрелялись довольно быстро, уже на четвертом выстреле накрыли, а пятым попали ему в борт почти по миделю!
Дал команду перейти на бронебойные, но уже заряжался фугас, поэтому следующий выстрел был опять фугасом – и опять попали в борт, в районе фок-мачты. Судя по отсутствию видимых повреждений, оба фугаса не смогли пробить броню [так и было. –
И тут у нас вдруг случилась неприятность. Вышла из строя лебедка на подаче снарядов. Видимо, интенсивность наших тренировок и сегодняшной стрельбы сказалась не только на разгаре ствола. Молодцы комендоры быстро и без суеты завели тали и начали поднимать 550-фунтовые снаряды вручную, но скорострельность башни значительно уменьшилась (за 10 минут мы сделали только 2 безрезультатных выстрела).
Беда не приходит одна. Наш старший артиллерист дал команду стрелять залпами, чтоб хоть как-то отличать наши падения от рюриковских. И вскоре заметил периодические парные всплески далеко за кормой «Якумо». Здраво рассудив, что у «Рюрика» нет спаренных 8-дюймовок, а залпами он не стреляет, единственным кандидатом на промахи была наша кормовая 8-дюймовая башня.