Противостояние.Том I

Он познакомился с Ивонн Веттерлен в кинотеатре за два квартала от клуба, где она работала танцовщицей, обнажаясь до пояса. После киносеанса она в слезах искала под креслами и в проходе свою сумочку. В ней были ее водительское удостоверение, чековая книжка, профсоюзный билет, кредитная карточка, копия свидетельства о рождении и страховой полис. Хотя Ларри был уверен, что сумочку стащили, он, не говоря ни слова, помогал ей искать пропажу. Иногда человеку случается поверить, что он и правда живет в мире чудес: тремя рядами ниже он нашел ее сумочку, и именно тогда, когда они уже почти потеряли всякую надежду. Он подумал, что, вероятно, какой-нибудь ерзающий зритель, которому этот фильм совершенно справедливо показался скучным, непроизвольным пинком отбросил сумочку в сторону. Ивонн обняла его и благодарила сквозь слезы. Чувствуя себя Капитаном Америкой, Ларри сказал, что с радостью пригласил бы ее в кафе отпраздновать это событие, только у него в кармане одна мелочь. Ивонн сказала, что за все заплатит сама. Ларри, этот великолепный принц, не стал возражать.

Они начали встречаться, и меньше чем через две недели их свидания стали постоянными. Ларри нашел себе работу получше — клерком в книжном магазине, а вечерами от случая к случаю пел с группой под названием «Заводные ритмы бродяг и буги-бенд на все времена». Лучшее, что было у группы, — так это название, а еще там на ритм-гитаре играл Джонни Макколл, позже организовавший «Пережитки в лохмотьях», которые были уже по-настоящему замечательной группой.

Ларри и Ивонн поселились вместе, и для него все изменилось. Частично от того, что теперь у него был дом, собственный дом, за который он вносил половину арендной платы. Ивонн повесила шторы, им удалось дешево купить мебель. К ним начали заглядывать приятели Ларри по группе и знакомые Ивонн. Днем дом был наполнен светом, а вечерами в окна задувал ароматный калифорнийский бриз, который, казалось, приносил благоухание цветущих апельсиновых деревьев даже тогда, когда на самом деле пах одной лишь гарью. Когда гостей не было, они с Ивонн просто смотрели телевизор; она приносила Ларри банку пива и, сев на подлокотник кресла, ласкала ему шею. Это было его собственное жилище, его

домашний очаг, черт возьми, и порой, проснувшись ночью и лежа рядом со спящей Ивонн, он удивлялся, до чего же ему хорошо. Затем он снова соскальзывал в сон. Сон его был спокойным и безмятежным, и о Руди Шварце он больше не вспоминал. По крайней мере не так часто.

Они прожили вместе четырнадцать месяцев, и все было прекрасно, за исключением последних недель шести, когда Ивонн повела себя как отъявленная стерва. А завершающим эпизодом этого отрезка его жизни стал чемпионат Америки по бейсболу.

В течение всего этого времени днем он работал в книжном магазине, потом шел домой к Джонни Макколлу, и вдвоем — в полном составе группа собиралась лишь по выходным, поскольку у двух других ребят была ночная работа, — они работали над какой-нибудь новой песней или переделывали знаменитые старые, которые Джонни называл «истинными сокрушителями преград», типа «Никто, кроме меня» или «Двойной выстрел от любви моей малышки».

После этого он шел домой, к себе

домой. У Ивонн был уже готов обед. И не из того дерьма, что рекламируют по телевизору, а настоящая домашняя еда. У девочки это здорово получалось. Потом они шли в гостиную, включали телевизор и смотрели чемпионат по бейсболу. А позже занимались любовью. Все это казалось прекрасным, и все это казалось его миром. Не было ничего, что бередило бы ему душу. С той поры ему больше никогда не было так хорошо. Никогда.

Он обнаружил, что плачет, и сразу почувствовал отвращение к себе от того, что сидит на скамейке в Центральном парке и заливается на солнышке слезами, как какой-нибудь несчастный пенсионеришка. А потом он вдруг понял, что имеет право оплакивать то, что потерял, имеет право находиться в шоке от всего случившегося.