Итак, два долгих года она мучилась на разных паршивых работенках в забегаловках и мотелях, пока Вальдо учился. В результате она возненавидела учебу Вальдо больше всего на свете — даже больше, чем ребенка и самого Вальдо. Если он так хотел заиметь семью, почему бы ему было не бросить учебу и не пойти работать? Она-то работала. Но и ее, и его родители этого не допустили бы. Наедине Джуди могла бы уговорить его (заставила бы его пообещать, прежде чем позволила дотронуться до себя в постели), но все четверо предков постоянно совали нос в их дела. О Джуди, все станет намного лучше, когда Вальдо получит хорошую работу. О Джуди, жизнь казалась бы тебе светлей, если бы ты чаще ходила в церковь. О Джуди, жри дерьмо и улыбайся, пока не проглотишь. Пока
Потом разразилась эпидемия супергриппа и решила все ее проблемы. Умерли ее родители, умер ее маленький мальчик Пит (это было грустно, но через пару дней она оправилась), потом умерли родители Вальдо и, наконец, сам Вальдо, и она осталась свободной. Мысль о том, что она сама может умереть, никогда не приходила ей в голову, и, конечно же, она не умерла.
Они снимали квартиру в большом и нелепом доме в центре Миллтауна. Одна из особенностей этого дома, привлекшая Вальдо (Джуди, разумеется, слова никто не давал), заключалась в огромной морозильной камере, оборудованной в подвале. Они поселились в квартире на третьем этаже в сентябре 1988-го, и кто, скажите на милость, вечно коченел, таская мясо и гамбургеры вниз, в морозильник? Угадайте с третьего раза — первые две попытки не в счет. Вальдо и Пит умерли дома. К этому времени вызвать «скорую» могли только большие шишки, а морги были все битком забиты (до чего же поганые местечки — в любом случае Джуди никогда бы и близко не подошла к ним, даже на пари), но электричество все еще работало. Вот она и стащила их вниз и засунула в морозильник.
Электричество вырубилось в Миллтауне три дня назад, но там, внизу, было по-прежнему прохладно. Джуди это знала, потому что три-четыре раза в день спускалась вниз взглянуть на их тела. Она говорила себе, что просто проверяет, все ли в порядке. Зачем же еще ей было спускаться? Ну, разумеется, не для того, чтобы позлорадствовать, верно?
Днем 2 мюля она спустилась вниз и забыла подложить резиновый коврик под дверь морозильной камеры. Дверь захлопнулась за ней, и замок защелкнулся. Лишь тогда, и это после двух лет походов в морозильник, она заметила, что с внутренней стороны у дверцы камеры нет ручки. К тому времени там было уже достаточно тепло, чтобы умереть не от переохлаждения, а от голода. Итак, в конце концов Джуди умерла в обществе своего мужа и сына.
Джим Ли из Хаттисбурга, штаг Миссисипи, подсоединил всю электрическую проводку в своем доме к бензиновому генератору и умер от удара током, когда попытался запустить его.
Ричард Хоггинз, молодой негр, всю свою жизнь прожил в Детройте, штат Мичиган. Последние пять лет он сидел на чудной белой пудре, которую называл «херраин». Во время эпидемии супергриппа он остался на мели, поскольку все толкачи и клиенты, которых он знал, или умерли, или слиняли.
В этот солнечный летний полдень он сидел на замусоренном крыльце, пил теплую колу и мечтал об укольчике — хотя бы малюсеньком подкожном тычке.
Он стал думать об Элли Макфарлине и о том, что он слышал про Элли на улицах как раз перед тем, как началась вся эта говенная заваруха. Ребята говорили, что Элли, примерно третий по значимости толкач в Детройте, только что получил отличный товар. Скоро все будут довольны. И не какое-нибудь там коричневое дерьмо — китайский беляк всех сортов, на выбор.
Ричи точно не знал, где Макфарлин стал бы держать такую большую партию — знать про такие вещи было небезопасно для здоровья, но он не раз слышал сплетни о том, что если легавым когда-нибудь удастся заполучить ордер на шмон в доме на Гросс-Пойнте, который Элли купил своему дядюшке, Элли будет сидеть до второго пришествия.
Ричи решил прогуляться до Гросс-Пойнта. Собственно, делать больше было нечего.
Он нашел адрес Эрина Д. Макфарлина на Лейк-Шор-драйв в детройтском телефонном справочнике и отправился туда. Почти совсем стемнело, когда он добрался до места, и
Дом был обнесен серой каменной стеной, и Ричи перебрался через нее, как черная тень, порезав себе ладони об осколки стекла, которыми была усеяна верхушка стены. Когда он разбил окно, чтобы залезть внутрь, завыла сигнализация, заставив его промчаться до середины лужайки, прежде чем он вспомнил, что не осталось легавых, которые могли бы услышать этот вой. Он вернулся, дрожащий и мокрый от пота.