Противостояние.Том I

Он свернул за угол и очутился перед распахнутой дверью, за которой была сладкая, благоухающая ароматом ночь. Устремился к двери, и тогда в ней возник, загораживая проход, человек в голубых джинсах и куртке из грубой ткани. Стю резко затормозил, застыл на месте, и в глотке у него, словно заевший запор в ржавом замке, застрял крик. Когда этот человек вышел под тусклый свет мерцающих флюоресцентных ламп, Стю увидел лишь холодную черную тень на том месте, где у человека должно было быть лица и в черноте этой — два бездушных красных глаза. В них не было души, одна лишь насмешка. Да, что-то вроде пляшущего, безумного ликования.

Темный человек выставил вперед ладони, и Стю увидел, что с них капает кровь.

— Земля и небеса, — прошептал человек из пустой дыры на том месте, где должно было быть его лицо. —

Вся земля и все небеса — здесь.

И Стю проснулся.

Коджак заскулил и тихонько зарычал в холле. Его лапы задергались во сне, и Стю подумал, что даже собакам снятся сны. Сон — вполне естественное явление, даже если это кошмар.

Но прошло долгое время, прежде чем он сумел снова заснуть.

Глава 38

После того как волна эпидемии супергриппа схлынула, началась вторая эпидемия, длившаяся около двух недель, большее распространение эта эпидемия получила в сообществах с высокоразвитой технологией, таких, как Соединенные Штаты, и наименьшее — в слаборазвитых странах вроде Перу или Сенегала. В Соединенных Штатах вторая эпидемия унесла около шестнадцати процентов уцелевших от супергриппа. В местах, подобных Перу и Сенегалу, — не более трех процентов. У второй эпидемии не было названия, поскольку симптомы в каждом случае сильно отличались друг от друга. Социолог типа Глена Бейтмана мог бы назвать вторую эпидемию «естественным отбором» или «старыми добрыми несчастными случаями». В строго дарвиновском смысле это был последний удар и, можно сказать, самый жестокий.

Сэму Тоберу было пять с половиной. Его мать умерла 24 июня в Мерфрисборо, штат Джорджия, в Центральной больнице. 25-го умер его отец и младшая сестренка — двухгодовалая Эйприл. 27 июня умер его старший брат, Майк, бросив Сэма на произвол судьбы.

Сэм находился в шоке с момента смерти матери. Он бессмысленно слонялся по улицам Мерфрисборо, ел, когда был голоден, и порой плакал. Плакать он вскоре перестал, поскольку это не приводило ни к чему хорошему. Не возвращало людей. По ночам его спокойный сон прерывали жуткие кошмары, в которых папа, Эйприл и Майк умирали снова и снова — их лица чернели, и из груди раздавался жуткий скрежещущий звук, когда они захлебывались в собственных соплях.

2 июля без четверти десять утра Сэм забрел в кусты дикой ежевики за домом Хэтти Рейнольдз. Расстроенный, ничего не видя перед собой, он бродил среди кустов, которые были почти в два раза выше его, рвал ягоды и ел их, пока губы и подбородок совершенно не почернели. Колючки рвали на нем одежду, а порой царапали и голое тело, но он почти не ощущал этого. Вокруг него сонно гудели пчелы. Он не заметил старую, сгнившую крышку колодца, наполовину скрытую травой и ветками ежевики. С хрустящим треском она провалилась под его весом, и Сэм, пролетев двадцать футов каменной шахты, упал на дно пересохшего колодца, сломав обе ноги. Он умер двадцать часов спустя от шока, вызванного отчаянным страхом, равно как и от голода и обезвоживания организма.

Ирма Фейетт жила в Лодае, штат Калифорния. Это была дама двадцати шести лет, девственница, панически боявшаяся изнасилования. С 23 июня, когда в городе началось мародерство и не стало полиции, чтобы остановить бандитов, ее жизнь превратилась в один нескончаемый кошмар.

У Ирмы был маленький домик на тихой улочке, где она жила со своей матерью, пока та не умерла от инфаркта в 1985-м. Когда город наполнился стрельбой и жуткими криками пьяных мужиков, носившихся взад и вперед по деловому кварталу на мотоциклах, Ирма заперла все двери спряталась в пустой комнате на нижнем этаже. С того времени она лишь изредка тихо, как мышка, пробиралась наверх, чтобы немного поесть и облегчиться.

Ирма не любила людей. Если бы на свете умерли все, кроме нее, она была бы вполне довольна и счастлива. Но случилось иначе. Только вчера, когда у нее появилась робкая надежда, что в Лодае не осталось никого, кроме нее, она увидела грязного пьяницу, хиппи в майке с надписью Я БРОСИЛ ПИТЬ И ЗАНИМАТЬСЯ ЛЮБОВЬЮ ТО БЫЛИ САМЫЕ ПОГАНЫЕ 20 МИНУТ В МОЕЙ — ЖИЗНИ, бредущего по улице с бутылкой виски в руке. У него были длинные светлые волосы, выбивавшиеся из-под кепки и разметавшиеся по плечам, а из-за пояса тесных джинсов торчал пистолет. Ирма как завороженная следила за ним из-за занавески в спальне, пока он не скрылся из виду, а потом ринулась вниз в забаррикадированную пустую комнату, словно стряхнув с себя злые чары.

Умерли не все. Раз остался один хиппи, значит, есть и другие. И все они, разумеется, насильники. Они изнасилуют ее. Рано или поздно они отыщут ее и изнасилуют.