Противостояние.Том I

Они поставили палатку на холме за городом, и сейчас Ларри, стоя голышом и мочась возле мотоцикла, мог смотреть вниз и восхищаться игрушечной прелестью этого типичного городка Новой Англии, раскинувшегося внизу. Две чистенькие белые церквушки со шпилями, словно старавшимися проткнуть голубое утреннее небо; частная школа; серые каменные домики, увитые плющом; фабрика; несколько школьных зданий красного кирпича; полным-полно деревьев, одетых в летний зеленый наряд. Единственным, что не вписывалось в эту картинку, как будто сошедшую с почтовой открытки, было отсутствие дыма над фабричной трубой и несколько блестящих, казавшихся игрушечными автомобилей, припаркованных под самыми невероятными углами на главной улице, составлявшей часть шоссе, по которому они ехали. Но в солнечной тишине (нарушаемой лишь редкими, птичьими голосами) Ларри мог бы разделить чувства покойной Ирмы Фейетт, если бы был знаком с этой дамой, — невелика потеря.

Разница заключалась лишь в том, что было Четвертое июля и он все еще считал себя американцем.

Он прочистил горло, сплюнул и немножко помычал, чтобы найти верную тональность, а потом набрал в грудь воздуху и, каждой клеточкой ощущая, как легкий утренний ветерок ласкает голую грудь и ягодицы, разразился песней:

Эй, скажи, теперь ты видишьПредрассветным ранним утром,Чем мы гордо восхищались —Еще в сумерках вчерашних?..

Он пропел все до конца, стоя лицом к Беннингтону, а последние строчки выкрикнул нарочно бурлескно, потому что к этому времени Рита должна была уже стоять у входа в палатку и улыбаться, глядя на него.

Он закончил, отсалютовав зданию, которое могло, по его мнению, быть беннингтонским судом, и обернулся, думая о том, что самый лучший способ начать очередной год независимости в старых добрых Соединенных Штатах старой доброй Америки — это старое доброе всеамериканское трахание.

— Ларри Андервуд, патриот, желает вам самого доброго у…

Однако вход в палатку был по-прежнему задернут, и он снова испытал мимолетное раздражение, но решительно подавил его. Не могла она все время держаться на его волне — в этом вся штука. Стоит только понять и принять это, как будет найден путь к нормальным, зрелым отношениям. Он изо всех сил старался вести себя хорошо с Ритой после того жуткого эпизода в туннеле и считал, что у него это неплохо получается.

Просто нужно поставить себя на ее место — вот в чем, дело. Нужно понять, что она намного старше и привыкла к определенному укладу жизни. И естественно, ей гораздо труднее адаптироваться к миру, перевернутому с ног на голову. Взять хотя бы таблетки. Его не слишком обрадовало, что она захватила с собой всю свою сраную аптечку в банке с завинчивающейся крышкой. Нембутал, метаквалон, дарвон и еще одни пилюльки, которые она называла «мои маленькие взбодри-меняшки», вместо центрального «барбитурат». Три такие ягодки, запитые глотком текилы, — и ты прыгаешь и дергаешься как живчик весь день напролет. Ему это не нравилось, потому что перебор всех этих «оживителей», «оглушителей» и «тормошителей» обычно заканчивался тем, что тебе на спину навьючивали полудохлую обезьяну. Размером примерно с Кинг-Конга. И еще ему это не нравилось, потому что если уж как следует разобраться, то это была своего рода пощечина лично ему, разве не так? Из-за чего, скажите на милость, ей нервничать? Почему она, видите ли, не может спать по ночам спокойно? Он-то, черт возьми, не дергается. И разве он не заботится о ней? Уж будьте уверены, только этим и занимается как проклятый.

Он вернулся к палатке и постоял секунду в нерешительности. Может быть, лучше дать ей поспать.

Но… Он посмотрел вниз на своего Старого Пижона и понял, что Старому Пижону не хочется, чтобы она спала. Напевая старый гимн «Звездно-полосатый флаг», Ларри завелся на полную катушку. Он отвернул брезент и вполз в палатку.

— Рита?

После чистоты и свежести утреннего воздуха снаружи запах в палатке сразу ударил ему в нос; должно быть, он до этого просто не совсем проснулся, если ничего не учуял. Запах был не очень сильным, потому что палатка довольно хорошо проветривалась, но достаточно стойким: сладковатый запах рвоты и болезни.

— Рита? — Его обуял приступ ужаса от того, как неподвижно она лежала. Лишь одна сухая пушистая прядь волос выбивалась из спальника. Он подполз к ней на четвереньках; запах рвоты усилился, вызвав у него спазм в желудке. — Рита, с тобой все в порядке? Рита, проснись!

Никакого движения.

Он слегка повернул ее. Спальный мешок оказался наполовину расстегнутым, словно она отчаянно пыталась выбраться из него ночью, быть может, понимая, что с ней происходит, пыталась, но не смогла, а он все это время мирно проспал рядом с ней, старый мистер Верзила Скалистых гор собственной персоной. Он перевернул ее на спину, и из ладони у нее выпала пластиковая бутылочка из-под таблеток. Ее глаза за полузакрытыми ресницами казались тусклыми мраморными шариками, а рот был заполнен зеленой жижей, которой она захлебнулась.