Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

— Взгляните на эту карточку, — попросила она.

Чтобы лучше видеть, К. шагнул на кухню, но и там было нелегко разглядеть что-нибудь на фотографии — от времени она выцвела, пошла трещинами

и пятнами и вся измялась.

— Не очень-то она сохранилась, — сказал К.

— Да, жаль, — сказала хозяйка, — носишь при себе годами, вот и портит-ся. Но если вы хорошенько вглядитесь, вы все разберете. А я могу вам помочь: скажите, что вы разглядели, мне так приятно поговорить про эту карточку.

Ну, что же увидели?

— Молодого человека, — сказал К.

— Правильно, — сказала хозяйка. — А что он делает?

— По-моему, он лежит на какой-то доске, потягивается и зевает.

Хозяйка рассмеялась.

— Ничего похожего! — сказала она.

— Но ведь вот она, доска, а вот он лежит, — настаивал на своем К.

— А вы посмотрите повнимательней, — с раздражением сказала хозяйка. — Разве он лежит?

— Нет, — согласился К., — он не лежит, а скорее парит в воздухе, да, теперь я вижу — это вовсе не доска, скорее какой-то канат, и молодой человек

прыгает через него.

— Ну вот, — обрадованно сказала хозяйка, — он прыгает, это так трени-руются курьеры из канцелярии. Я же знала, что вы все разглядите. А его лицо

вам видно?

— Лица почти совсем не видать, — сказал К., — видно только, что он

очень напрягается, рот открыл, глаза зажмурил, волосы у него растрепались.

— Очень хорошо, — с благодарностью сказала хозяйка, — тому, кто его

лично не знал, трудно разглядеть еще что-нибудь. Но мальчик был очень красивый, я видела его только мельком и то не могу забыть.

— А кто же он был? — спросил К.

замок

243

— Это был, — сказала хозяйка, — это был курьер, через которого Кламм

в первый раз вызвал меня к себе.

К. не мог как следует слушать — его отвлекало дребезжание стекол. Он сразу понял, откуда идет эта помеха. За кухонным окном, прыгая с ноги на ногу по

снегу, вертелись его помощники. Они старались показать, что они счастливы

видеть К., и радостно указывали на него друг другу, тыча пальцами в оконное

стекло. К. им погрозил пальцем, и они сразу отскочили, стараясь оттолкнуть

друг друга от окна, но один вырвался вперед, и оба снова прильнули к стеклу.

К. юркнул за перегородку — там помощники не могли его видеть, да и ему

не надо было на них смотреть. Но тихое, словно просительное дребезжание

оконного стекла еще долго преследовало его и в закутке.

— Опять эти помощники, — сказал он хозяйке, как бы извиняясь, и показал на окно. Но она не обращала на него внимания; отняв фотографию, она

посмотрела на нее, расправила и снова сунула под одеяло. Движения ее стали замедленными, но не от усталости, а, как видно, под тяжестью воспомина-ний. Ей хотелось все рассказать К., но она позабыла о нем, перебирая в памяти

прошлое. Только через некоторое время она очнулась, провела рукой по глазам и сказала:

— И платок у меня от Кламма. И чепчик тоже. Фотография, платок и чепчик — вот три вещи на память о нем. Я не такая молодая, как Фрида, не такая

честолюбивая, да и не такая чувствительная — она у нас очень чувствительная; словом, я сумела примириться с жизнью, но должна сознаться: без этих

трех вещей я бы тут так долго не выдержала, да что я говорю — я бы и дня тут

не выдержала. Может быть, вам эти три подарка покажутся жалкими, но вы

только подумайте: у Фриды, которая так долго встречалась с Кламмом, никаких сувениров нет, я ее спрашивала, но она слишком о многом мечтает, да

и все недовольна; а вот я — ведь я была у Кламма всего три раза, больше он

меня не звал, сама не знаю почему, — я принесла с собой эти вещички на память, наверно, предчувствовала, что мое время уже истекает. Правда, о подар-ках надо было самой позаботиться — Кламм от себя никогда ничего не даст, но, если увидишь что-нибудь подходящее, можно у него выпросить.

К. чувствовал себя неловко, слушая этот рассказ, хотя все это непосредственно его касалось.

— А когда это было? — спросил он со вздохом.

— Больше двадцати лет назад, — сказала хозяйка, — куда больше двадцати лет тому назад.

— Значит, вот как долго сохраняют верность Кламму, — сказал К. —

Но понимаете ли вы, хозяйка, что от ваших признаний, особенно когда я думаю о будущем своем браке, мне становится очень тяжело и тревожно?

Хозяйке очень не понравилось, что К. припутал сюда свои дела, и она сердито покосилась на него.

— Не надо сердиться, хозяйка, — сказал К. — Я ведь слова не сказал

против Кламма, но силой обстоятельств я все-таки имею к нему какое-то

244

ф. кафка

отношение, это-то даже самый ярый поклонник Кламма оспаривать не станет.

Так что сами понимаете. Оттого я и начинаю думать о себе, как только упомянут Кламма, тут ничего не поделаешь. Но знаете, хозяйка, — и К. взял ее за

руку, хотя она слабо сопротивлялась, — вспомните, как плохо кончился наш

последний разговор, давайте хоть на этот раз не ссориться.

— Вы правы, — сказала хозяйка, склонив голову, — но пощадите меня.

Ведь я ничуть не чувствительней других людей, напротив, у всех есть много

больных мест, а у меня одно-единственное.

— К сожалению, это и мое больное место, — сказал К., — но я постараюсь