186
ф. кафка
стройные, в облегающих костюмах и даже лицом очень похожие. Цвет лица
у них был смуглый, а острые бородки такой черноты, что выделялись даже на
смуглых лицах. Несмотря на трудную дорогу, они шли удивительно быстро, выбрасывая в такт стройные ноги.
— Вы зачем сюда? — крикнул бородач.
— Дела! — смеясь, крикнули те.
— Где?
— На постоялом дворе!
— И мне туда! — закричал К. громче всех, ему ужасно захотелось, чтобы
эти двое взяли его с собой. И хотя знакомство с ними ничего особенного не су-лило, но они наверняка были бы славными, бодрыми спутниками. Они услы-шали слова К., но только кивнули ему и сразу исчезли вдали.
К. все еще стоял в снегу, у него не было охоты вытаскивать оттуда ногу, чтобы тут же погрузить ее в сугроб; дубильщик с товарищем, довольные тем, что окончательно избавились от К., медленно протискивались в дом сквозь
неплотно прикрытую дверь, то и дело оглядываясь на К., и К. наконец остался
один в глубоком снегу. «Пожалуй, была бы причина слегка расстроиться, —
подумал К., — если бы я сюда попал случайно, а не нарочно».
Вдруг с левой стороны домишка открылось крохотное оконце; оно казалось темно-синим, пока было закрыто, — очевидно, при отблеске снега —
и было таким крошечным, что сейчас в нем виднелось не все лицо того, кто
выглядывал, а только глаза — стариковские карие глаза.
— Вот он стоит, — услышал К. дрожащий женский голос.
— Это землемер, — сказал мужской голос. Потом мужчина подошел
к окошку и добавил без враждебности, но все же так, словно был озабочен, как
бы не нарушился порядок перед его домом: — Кого вы ждете?
— Жду, пока какие-нибудь сани меня не захватят, — сказал К.
— Тут сани не проезжают, — сказал мужчина, — тут дорога непроезжая.
— Но ведь это дорога в Замок?
— И все же тут дорога непроезжая, — повторил мужчина с какой-то настойчивостью. Оба замолчали. Но мужчина, очевидно, что-то решал, потому
что не захлопывал оконца, оттуда шел дымок.
— Дорога скверная, — сказал К., поддерживая разговор.
Но тот только сказал:
— Да, конечно. — Помолчав, он все же добавил: — Если хотите, я вас до-везу на санках.
— Пожалуйста, довезите! — обрадовался К. — Сколько вы с меня возьмете?
— Ничего, — сказал мужчина. К. очень удивился. — Вы ведь землемер, —
объяснил мужчина, — вы имеете отношение к Замку. Куда же вы хотите
ехать?
— В Замок, — ответил К.
— Тогда я не поеду, — сразу сказал мужчина.
188
ф. кафка
— Но я же имею отношение к Замку, — сказал К., повторяя слова мужчины.
— Возможно, — уклончиво сказал тот.
— Тогда отвезите меня на постоялый двор, — сказал К.
— Хорошо, — сказал мужчина, — сейчас выведу сани.
Видно, тут дело было не в особой любезности, а, скорее, в эгоистичном, тревожном, почти педантическом стремлении поскорее убрать К. с улицы перед домом.
Открылись ворота, и выехали маленькие санки для легких грузов, совершенно плоские, без всякого сиденья, запряженные тощей лошаденкой, за
ними шел согнувшись малорослый хромой человечек с изможденным, красным, слезящимся лицом, которое казалось совсем крошечным в складках
толстого шерстяного платка, накрученного на голову. Человечек был явно болен и, очевидно, вышел на улицу только для того, чтобы отвезти К. Так К. ему
и сказал, но тот отмахнулся. К. услышал только, что он возница Герстекер
и взял эти неудобные санки потому, что они стояли наготове, а выводить другие было бы слишком долго.
— Садитесь, — сказал он, ткнув кнутом в задок саней.
— Я сяду с вами рядом, — ответил К.
— А я пешком, — сказал Герстекер.
— Почему? — спросил К.
— Я пешком, — повторил Герстекер, и вдруг его так стал колотить кашель, что пришлось упереться ногами в снег, а руками — в край санок, чтобы не
упасть. К., ничего не говоря, сел в санки сзади, кашель постепенно утих, и они
тронулись.
Замок наверху, странно потемневший, куда К. сегодня и не надеялся добраться, отдалялся все больше и больше. И, словно подавая знак и ненадолго
прощаясь, оттуда прозвучал колокол, радостно и окрыленно, и от этого коло-кольного звона на миг вздрогнуло сердце, словно в боязни — ведь и тоской
звенел колокол, — а вдруг исполнится то, к чему так робко оно стремилось.
Но большой колокол вскоре умолк, его сменил слабый однотонный колоколь-чик, то ли оттуда сверху, то ли уже из Деревни. И этот перезвон как-то лучше подходил к медленному скольжению саней и унылому, но безжалостному
вознице.
— Слушай! — крикнул вдруг К.; они уже подъезжали к церкви, постоялый