Проводки оборвались, ну и что

Выставим нижний уровень допустимости гипотез: лягушка в замусоренном разнообразием водоеме выплывает к берегу, по пути набирая на себя все подряд (считаем, что она не гладкая, но шершавая, почти водяной еж). Выбирается на берег, смотрит на пятачок воды, который пока не затянулся ерундой – она ж только вылезла. Глядит на свое отражение, себе нравится и не обращает внимания на то, что на нее налипло. Это будет нижняя граница осознания. На Авоту субстанция пахнет, как шпалы, их пропитка. Что ли, креозотом. С окрестностями запах не связан, пусть железная дорога и неподалеку. Но и не рядом, и шпалы давно уже бетонные. Просто такой запах. Служебные вещества пахнут не галантно, они не для того.

Два слоя удержать легко, а где два, там и сколько угодно. Как выглядят возникшие и сохраняющиеся связки? Как может выглядеть тот, кто сшивает? Из чего состоит он? Вообще, это существо или процесс? Находится ли он в пространстве, куда все сводится, или же само пространство создается его действием? Скорее второе. Не возникает ли оно вместе с соединением слоев, их одновременно производя? Может, он шар или ворона? Субъект ли, существует ли в покое и как возникает в движении, если нет? 2cl водки – волна или частица? Одиночка или же кто-то на него смотрит, как я на действия кота G., всецело их одобряя? Он, оно, субъект, существо, а как склонять нечто абстрактного рода? Как уместнее в каждом из случаев.

Долго в бар не заходил, зашел уже в октябре по дороге на встречу с Заполем в «Алепонии». Шел по Авоту и заскочил – то ли дождь, а время еще было, то ли так, для упреждающего алкоголя, дальше тот предполагался. Не присаживаясь. И вот, часов шесть, начало седьмого, и они – из предыдущих посещений – там были почти все, кого раньше видел порознь. Все столики заняты, предлагают подсесть, но я все же спешу. И вот, все они: и такой, и такая, и еще эти, и еще вон те, разве что не было пары с англоязычным и еще одной, вечно улыбающейся взрослой девушки. Строитель, обычно подъезжавший на велосипеде, сидел за столиком с той, которая как-то, подвыпив, хвасталась – задирая ногу – новыми туфлями, и еще с одним, важным с виду. Они обсуждали, сколько струн бывает на бас-гитаре; за столиком возле стойки выясняют, юрист ли нотариус и прочее такое. Будто в одну коробочку собрались все. Мне уже нельзя называть их по именам, почему-то уже нет – сначала было можно, хотя бы буквой, а теперь то ли внедрился в эту интимность, или она обволокла собой, не следует упоминать имена.

А когда шел обратно – не поздно, часов в девять, – уже закрыто, окна потушены. Будто да, коробочка со своими персонажами. Или крошечная церковь какого-то локального божка – не всей улицы, а ее части и группы людей. Может, в баре на стене висит какой-нибудь рисунок как иконка; со стороны не поймешь, а он значит что-то важное. Какой общепит, тут другое. Вечер закончился рано, будто со службы разошлись. Логичное место, чтобы в нем возникло что-нибудь несуразное, даже демонстративно бы возникало. Возникает, происходит, заканчивается, как если бы стебель цветка медленно наклонялся, наклонялся и перегнулся окончательно, лепестки рухнули на стол.

Почему-то уже закрыто, хотя всего-то девять. Нет, не по сезону, так себя ведут тюльпаны, от астр этого не дождешься. Тогда какое-нибудь другое, отмечающее фазы жизни. Что-то происходит, а чуть сбоку скатываются откуда-то куда-то небольшие шарики, почти без стука. Краем глаза их видишь, это напрягает: вдруг сейчас упадет последний шарик, а дело еще не сделано? Но бар свою машинку заведет заново, а в этой истории машинки нет. Тут щелчок и все, чайник вскипел. Или даже тихо растаял лед. Закончится тихо, без объявления: так и не понял, что это было.