Проводки оборвались, ну и что

Только что я знаю о локальных счастьях как идущих по улице, так и прочих. Это ж инстинктивное преувеличение своего присутствия на свете или контакта с чем угодно. С чем-то ненадолго пересекся и думаешь, что теперь связан с этим. Как турист, зависший в чужом городе на неделю, сдуру ощущает, что имеет к нему отношение и, даже наоборот, тот – к нему. Или будто люди станут – после недолгой встречи – тебя учитывать, будто сам учитываешь других после таких общений. Впрочем, это прагматично, надо же во что-нибудь закутываться: ничего, что не имеешь к этому настоящего отношения. Какой-то твоей части, находящейся вне свободы, положено управляться с ролями, схемами и т. п. По факту же все не взаправду происходит, а внутри обжитых конструкций.

Описание считается годным, если в нем что-то сходится, а провалы неощутимы. Жизнь без Третьей, допустим, сигнальной системы предполагает приблизительность мыслей, считающихся надежными. Хотя она, третья, есть у всех, заезжают же в незнакомые узкие подворотни, заранее их не измеряя. Она почему-то устроена так, что ощущается несуществующей. Или же тут наученный отказ, склоняющий совать свои вопросы в общеразъяснительный автомат, который закроет вопрос описанием.

Кот бы так не поступил, он не отягощен чужими схемами. Конечно, Авоту имеет ко мне отношение. И хожу по ней, и знаю, и время длинное. Какое отношение имею к ней я? А вот, могу о ней писать, и Авоту делается елкой, на ней развешиваются бантики, болтики, фантики, ленточки, лампочки. Вполне участие, раз есть желание это делать, а развешивается только реальное. К этому я имею отношение, учитывая местные болтики, ленточки, лампочки, финтифлюшки.

Локальное счастье здесь преобладает, так что эта история – его частный вариант, мой. Всякий раз тут что-то собирается заново, в окрестностях Авоту это сделать легче, чем где угодно. В некой сгустившейся здесь среде собираются всяческие связи, но то, что их собирает, не является мной – иначе бы все сшивалось последовательно, личными чувствами, ощущениями или даже событиями. А в таком варианте слоистость не заметить, нарратив ее утопчет, получится хип-хоп (или как определял А. Горохов?) или типа тупо тыц-тыц. Значит, тут все объективно: есть пространство, в котором могут собираться разнообразные дела, есть существо, которое их сюда вытаскивает и сводит друг с другом. Существо пока не появляется.

Между ним и Авоту невнятное: то ли едва вязкая жидкость, то ли сырое облако. В этой субстанции существо принимается расти, увеличивается на здешних ресурсах. Может, его вообще нельзя увидеть, доступны лишь результаты действий: шелест, с которым возникает новая связь, очередной какой-то кусок переживания, события. Кусок непонятно чего. Чуть пощелкивающий шелест – точка обустройства, когда нет реальности, размеченной извне. Потому что по факту других точек отсчета тогда нет. Внутри шелеста нет ни хорошо, ни плохо, но хорошо, что есть он. Ну а существо очень, весьма хорошо. Составляет и разворачивает, делает мир всякий раз снова. И не сказать, что это утешение, компенсация тем, у кого нет места, куда складывать свое хорошее. Им-то хорошее даже проще разглядеть. Живешь же как-то безо всего надежного, значит, есть что-то, что поддерживает этот вариант. Причем не было бы его в тебе самом – как бы ощутил, что оно, это что-то, существует?

Но если все же место, куда все складывается, есть – просто не веришь, что оно может быть и тут? С ним все-таки было бы неплохо… Нет, его точно нет, оно ж, например, социально. Зато точно есть существо, субъект, который все делает. Просто надо принять, что его нельзя увидеть. Но, зная о его существовании, можно им стать на время. Не стать, соотнестись: почти то же самое. На Авоту это легко, она же всегда обеспечивала игру, в которой все начинает складываться из чего угодно. Тем более это можно сделать на ее историях. То есть теперь и выяснил: вот как-то так все и происходит. Значит, это и результат. А также граница, за которую не выйти, чтобы оттуда понять – как именно происходит.

Но можно все-таки попытаться. Еще раз: что-то кто-то вытаскивает сюда всякое, выбранное им, сшивает вместе – без видимого повода. Авторская любознательность «что это тут такое вообще» не годится, здесь нет целевого перемещения по данной теме. Сведение слоев не предполагало цели, исходно очищено от него, как отдельные действия кота. Конечно, это – глядя на него со стороны, так-то понимаешь, что цели у него есть. Теперь G. переместился к окну, что ж ему, все по клавиатуре ходить, впрочем – возвращается, идет через нее, джю7ог. Продолжает расти, его хвост уже 27 сантиметров.

Скоро зима, увидит холод, снег, елочку. Ну а длинный, долгий человеческий возраст, вероятно, предполагает, предлагает развлекаться или же выдается, чтобы не спеша отъехать от тушки. Загодя отслоиться и от тела, и от воспоминаний; не аннулировать их, отслоить. Зачем, собственно, он еще нужен. А если в этом уже преуспел, то настало время развлечений, найдутся.