Провокация: Театр Игоря Вацетиса

Но и чужие были интересные. Например, его внимание обратили на исключительно занятного и необычного человека – молодого доктора наук Корсунского Ипполита Борисовича, проживающего тоже на этой площадке с отцом, Корсунским Борисом Ефимовичем, в квартире № 163. А у Николая Николаевича – 164. Стенка в стенку.

Вся семья на даче. В жаркий закатный час Николай Николаевич Браконье в пустой квартире погрузился в одно из любимых своих занятий – в консервирование. Закатывал в литровые банки свежую землянику с малой толикой сахара и смородиновым листом. После каждой банки делал паузу и просто бродил по жаркой квартире, босиком, в трусах. Похлопывал себя, посвистывал. Слышно – лифт подошел. Шаги. Глянул в глазок. Липа пришел. С кем? А-а, с Виолеттой. Как же, как же, знакомы… артисты люди общительные. Ну, мешать не будем. Если идти от лифта, то квартира Браконье была прямо, а Корсунского – налево.

Шаги. Дверь у соседей хлопнула. Глянул – а-а! Борис Ефимович куда-то потащился. В шахматы, наверное, играть. С Ползуновым из дома № 6. В такую-то жарищу! Да, не пожалел сынок папашу. Но с другой стороны – их дело молодое. Э-э-х! Еще пару банок закатал. Квартиры построены кухня к кухне. Стенки хорошие, но слышимость есть. Есть слышимость. Николай Николаевич слышал, как вскрикивала Виолетта.

Он улыбнулся, почесал затылок и произнес весьма пригодное в таких случаях русское выражение: «О-хохо-хо-хо!» Закатал очередную банку. Полез было в тайничок достать порнографический журнальчик, когда за дверью оглушительно рявкнул звонок.

Глава 11

Упущенные возможности

Виолетта Трахова в разговорах с подругами часто восклицала: «Нет, ну я просто дура набитая!» И это не было ошибкой. Виолетта действительно была глупа как пробка. При этом она обладала способностью не только радоваться жизни, но и доставлять эту радость окружающим. Отличная фигура, высокий рост, длинные ноги. Прелестное личико с копной роскошных (от природы роскошных!) белокурых волос. Все это были дары неба, и ничто не могло им повредить. Даже абсолютно пустые глаза на этом овале лица, с этими волосами, с этими ногами создавали ощущение какого-то смысла. Не мог же Бог так ошибиться, не мог же он создать такую безупречную форму, не вложив в нее вообще никакого содержания?! Ослепительная Виолетта по натуре была вялой и доброй девушкой. Больше всего она любила спать и пить в постели кофе с пирожными. Еще она любила кататься на глиссере. Но если спала и пила кофе она практически ежедневно, то на глиссере каталась только раз в жизни. Да и то неудачно. Ее темпераментный поклонник – совершенно заросший волосами кавказец – опоил ее и себя коньяком, а потом помчал по морю к запретной черте, чтобы, как он говорил: «Подергать, понимаешь, пограничников за нервы, они там, понимаешь, все свои ребята». Уже на воде открыли ледяную бутылку «Гурджаани», чтобы охладиться, а дальше она не помнит. В медпункте санатория «Дружба» ей сказали, что жива она осталась чудом, потому что, когда на такой огромной скорости вылетают на мель и теряют пассажира, обычно это кончается трагически.

Еще она любила маму. Мама баловала ее, шила ей платья, совсем как фирма, даже еще лучше, и делала торт «Наполеон» с заварным кремом. Но потом мама стала часто болеть, за ней надо было ухаживать. Вета не то чтобы была ленива, а просто скоро уставала. А может быть – некоторые так считали, – может быть, действительно была ленива. Она все реже жила у матери – в заросшем виноградом домике на улице Дражинского, точно посредине дороги между Ялтой и Массандрой.

Вета вышла замуж раз и два. Разводы были легкие, воздушные – по обоюдному согласию. От двух браков осталась симферопольская прописка, но не осталось площади. Почему? Да потому что дура! Тысячу раз дура! Надо было не лениться, а судиться и требовать размена квартиры. А она… она вышла замуж в третий раз, а потом – вдруг, совершенно для себя неожиданно – первый раз в жизни влюбилась. Она сама обалдела от новизны чувства. Она не думала, что так бывает. Она думала, что «любовь» – это только так говорится, для красного словца или для кино, а на самом деле этого не бывает. И вдруг… на тебе! Это был князь. Правда, черный. Студент из Киева, гражданин Кении. Она немедленно – и на этот раз уже со скандалом – разошлась с мужем и уехала на Черный континент.

Большая, стройная белая женщина накренила весь социальный строй вшивой деревни где-то на западной окраине африканской страны. А большая белая женщина только тут в полную меру поняла, какая она дура.

“Le telegramme pour la grande blanche famme!” – голый черный мальчишка бежал через деревню с листком в руке. Телеграмма пришла из бесконечно далекой страны, из города, где на пальмы и кипарисы временами ложится снег. Мать была при смерти. Вета сказала князю: «Надо ехать. Наш обычай. Покупай билет». И когда он повернулся и пошел за билетом, добавила: «Мудозвон».