Провокация: Театр Игоря Вацетиса

Вышел я из зала вместе со зрителями на улицу. Закурил. Подумал еще, может, зайти к актерам. И опять не решился. Подумал, все будет сложно. Зачем? Кстати, театр этот называется Neandertal Hall. Вроде в этих местах нашли останки неандертальского периода. И я подумал еще, что это некоторая рифма к происходящему. И все эти зрители – эмигранты, и я среди них тоже вроде неандертальца из былого – былого времени, из не существующей теперь страны.

Так вот вернемся к этой стране, к моей бывшей родине. Живу я в другом мире, говорю большей частью на разных других языках. Говорю свободно, привык. А пишу по-русски и про Россию. И главная моя радость, что ничего мне от моей родины не надо, что могу я обойтись и без ее гонораров, и без ее аплодисментов, но при этом какой-то маленькой частичкой я участвую в ее нынешней жизни. И абсурд мой я не из пальца высосал, это наш общий с ней абсурд, и общий смех, и общая боль.

Забавная, конечно, бодяга с газетными перепалками, существую я или нет, и не псевдоним ли «Вацетис», и кто стоит за псевдонимом. Но это меня не очень трогает и не очень смешит. Куда важнее и горше, что мои пьесы при чтении, в общем-то, были совершенно никем не поняты и признание, то есть большую публику, нашли только в сценическом воплощении. Спасибо Юрскому, спасибо всем актерам. И что интересно – при несомненном теперь уже успехе обеих постановок никто не захотел попробовать самим их поставить. Ну, что ж, так случилось! Может быть, мы имеем дело с эталонным продуктом, с которым не рискуют тягаться. Тогда будем тайно гордиться.

Мне жаль, что попытка романа «Обстоятельства образа действия» осталась в незавершенном виде. Но тут дело тоже в отсутствии ощутимой обратной связи. Я не почувствовал отклика на публикацию в «Континенте» и опустил руки. Можно сослаться на обилие других дел, на иную жизнь, но это лукавство. Не хватило настоящей уверенности и… настоящего одиночества, которое дает силу. Именно так! А ведь в опубликованной первой части (при всех композиционных слабостях – я их теперь вижу) немало того, что ой как сильно подтвердили последующие годы и события. Я ведь сам из КГБ (частично, частично!) и материал знаю. А написано это было еще в те, советские годы – тоже надо бы ценить. Ну да ладно!

Моя биография, которую Юрский предпослал публикации, конечно, весьма апокрифична. Но симпатична. Скрытый юмор оценил. Некоторое искажение фактов простил. Насчет моей смерти в Боснии – сами судите, я жив и здоров. Что касается Боснии, то, честно говоря, именно об этом надо бы написать – подробно, честно. Чтобы знали. Но слишком жестки те события, слишком серьезно то, что я тогда видел и пережил. Смешки неуместны. Но без смешков писать не могу. А может быть, ни про что, кроме России, писать не могу.

И вот этот молодой интервьюер в пиджаке и галстуке спрашивает, есть ли у меня ностальгия. Нет у меня никакой ностальгии. Я просто живу в двух временах. Пишу про несовпадения, про путаницу, про вздор и мусор, среди которого вдруг мелькают и прозрения, и дивная рифмовка времен и событий.

Фактически каждая моя вещица – это пазл – разбитая на кусочки картинка, которую зрителю или читателю предлагается собрать самому. И тогда получится пейзаж, а в нем люди, которые живут своей жизнью. Но зрителям (и читателям) лень что-то там собирать. Они отвыкли. Этот бифштекс жестковат, хотелось бы чего помягче. Хорошее выражение в сегодняшнем сленге – «без башни»! Вот именно. Ноги, руки есть, все члены работают, даже и голова (вроде!) есть – голова, но… не башня! А там-то в башне весь смысл.

Я не в упрек, я только в сожаление. Я ведь и сам пишу – без башни! Честно признаюсь. Это факт. Никакой начальной идеи. Слово, потом фраза, потом маленький кусочек диалога, из него мелькнула жизнь. Потом другой фрагмент. А уже потом, когда написано слово «конец», понимаешь, что вся эта неразбериха сама склеилась, части сами сошлись, как куски красной свитки в гоголевской «Сорочинской ярмарке».

Я сказал моему интервьюеру: «Алеша, сними галстук, сними пиджак, расстегни верхнюю пуговицу рубашки, чтоб не давила. Жарко же! Закрой блокнот. Пойдем в хорошее кафе, тут рядом, в садике. Посидим с тобой, выпьем, перекусим, и ты мне расскажешь, как там у нас на сегодня дела. Что говорят? Есть ли новые анекдоты? А потом ты пойдешь, погуляешь по Хельсинки, а я тебе напишу ответ на твой первый вопрос. Вот такое будет интервью».

Я и написал. Не с пустыми же руками возвращаться человеку из командировки.

Игорь ВацетисХельсинки, 23 июня 2008

Странная история доктора Юрского и мистера Вацетиса