Пруд гиппопотамов

– Отрадной традицией? – недоверчиво повторила я. – Восхитительных званых вечеров? Эмерсон, ты презираешь официальные званые ужины и не устаёшь рассыпаться в куче горьких жалоб по этому поводу.

– Не представляю, с чего тебе взбрела в голову такая ерунда, – абсолютно искренне заявил Эмерсон. – Вандергельт ещё не приехал, но некоторые из наших знакомых археологов должны быть в городе; Ньюберри, Сейс и... э-э… Ньюберри.

– С удовольствием, Эмерсон, – ответила я, побеждая своё изумление и удивляясь, что, чёрт побери, с ним стряслось. Вообще-то его предложение отлично соответствовало моим собственным целям.

– Отлично, отлично. Я с нетерпением жду встречи с Ньюберри и… э-э… другими. До чаепития[58], мои дорогие.

И он исчез, не дав никому из нас возможности спросить, куда он идёт. Впрочем, мне казалось, что я знала ответ. Я бы настояла на том, чтобы сопровождать его, если бы его отсутствие не предоставило мне возможность начать покупки. Кроме того, я обещала себе, что вытащу из него правду попозже – и не ставя в известность детей.

Но почему, чёрт возьми, он так хотел увидеть мистера Ньюберри?

Я поспешно набросала несколько записок и отправила их, а затем мы пошли на Хан-эль-Халили[59]. Нефрет была в Каире только один раз, и всего три дня. Всё для неё было новым и захватывающим. С широко раскрытыми глазами, приоткрыв губы, она без устали вертела головой, озирая ювелирные изделия и шелка на прилавках. Естественно, я реагировала на это со своим обычным добродушием. Рамзес бродил по всему рынку, что уже вошло в привычку. Как и отец, он обзавёлся знакомыми повсюду, и я смирилась с тем, что его приветствуют карманники, нищие и продавцы поддельных древностей.

Нашей последней остановкой стал торговый дом «Пашаль и Компания» в Эзбекие[60], где я раздобыла ряд предметов домашнего обихода, забытых Эмерсоном. Взглянув сначала на мой список, который оказался ещё далёк от завершения, а затем на солнце, я пришла к выводу, что для одного дня вполне достаточно, и повела своё окружение обратно в отель.

Бурный всплеск воды и ревущее немелодичное пение из ванной комнаты сообщили мне, что Эмерсон уже вернулся. Я приводила себя в порядок, когда муж появился в нашей комнате, и, к моему удовольствию, в отличном настроении. Первое, что Эмерсон потребовал – чтобы я возблагодарила его должным образом за доброту, к чему я и приступила, но голоса в соседней гостиной заставили меня прервать выражение благодарности.

– Дети уже готовы, – сказала я. – Просто потрясающе! Я сказала им спуститься к чаю через пятнадцать минут, но даже не ожидала, что Рамзес так быстро управится. Поторопись, Эмерсон; так, дай-ка я завяжу тебе галстук. Где твоя шляпа?

– Я не буду носить клятую шляпу, – спокойно ответил Эмерсон. – Какие новости от друзей, Пибоди? Ты устроила ужин?

– Я не проверяла, почту, Эмерсон, но сделаю это сейчас.

На столе не было ни писем, ни записок; я искала суфраги, но не нашла его на своём посту. Сделав вывод, что он, должно быть, выполняет поручения какого-то другого гостя, я двинулась вниз. Несколько сообщений ожидали нас на стойке регистрации; забрав их, мы вышли на террасу и выбрали столик.

Должна сказать, что мы представляли собой красивую группу. Внушительная фигура Эмерсона всегда привлекает внимание, особенно женское. Белое платье Нефрет было сшито по последней моде, с высоким воротником и длинными плотно прилегавшими рукавами. Волосы стекали по спине волнами красного золота, а шляпу, опущенную на один глаз, сплели из тонкой белой соломки, отделанной шёлковыми бантами и цветами. Рамзес выглядел удивительно нарядным. В последнее время я наблюдала у него признаки франтовства; он находился в той неудобной промежуточной стадии между ребёнком и мужчиной, когда мальчик способен мгновенно превратиться из настоящего молодого джентльмена в грязного ежа. Тем больше оснований, подумала я, ценить юного джентльмена. Я одарила его одобрительной улыбкой.

Но он не смотрел на меня. А наблюдал за Нефрет, которая привлекла наше внимание, вытянув руку и воскликнув:

– Смотри, тётя Амелия! Разве не красиво?

И это действительно было красиво. Прелестный браслет из мелкой золотой сетки сиял на тонком запястье. Несколько часов назад Нефрет восхищалась им в магазине Сулеймана-паши.

– Откуда он у тебя? – резко спросила я.

Она поняла, о чём я думаю. Её губы скромно изогнулись:

– Как откуда? От Рамзеса, тётя Амелия. Разве неправильно принимать подарок от брата? Я уже поблагодарила его.

Чарующая улыбка, подаренная моему сыну, была бы достаточной благодарностью для большинства мужчин. Я ни разу не видела, чтобы Рамзес краснел, но сейчас его высокие скулы потемнели.

– Для тебя, мама, – протянул он мне пакет, завёрнутый в ткань.

Это была маленькая фигурка сидящего кота из сине-зелёного фаянса. В ухе виднелась крошечная золотая серёжка, а петелька из золотой проволоки на шее позволяла повесить фигурку на цепочку.

– О, Рамзес! – воскликнула я. – Как заботливо с твоей стороны! И... должно быть, чрезвычайно дорого.