Пруд гиппопотамов

Меня поразили неожиданность и точность сравнения. Богиня Таурт часто изображалась как гиппопотам, стоявший на задних лапах. По внешнему виду она являлась, безусловно, одним из самых гротескных среди всех египетских божеств, но производила благоприятное впечатление, поскольку была покровительницей деторождения. Я автоматически отреагировала:

– Не суди людей по их внешности, Нефрет.

– Но Нефрет права, – заявил Эмерсон. – Он ужасный человек. Его зовут Риччетти. Несколько лет назад он был австрийским консульским агентом в Луксоре и одним из самых успешных торговцев антиквариатом в стране.

– Ах, – вмешался Рамзес. – Под словом «успешный», как я полагаю, подразумевается «бесчестный».

– Это зависит от определения нечестности, – уточнил Эмерсон. – В большинстве случаев консульские агенты фактически не нарушали закон, поскольку сами законы о продаже предметов старины были слишком расплывчаты, чтобы чрезмерно ограничивать чью-либо деятельность. Они действовали, как и любые другие торговцы, в рамках более-менее дружеской конкуренции. Риччетти кардинально отличался от них. Ходили слухи, что он был членом «Красной руки»[54] или какого-то иного тайного террористического общества, и, безусловно, его методы поддерживали это предположение.

– Всемогущий Боже! – охнул Рамзес. – Как же он действовал?

– Не бери в голову, – отрезал Эмерсон.

Рамзес снова охнул.

Эмерсон улыбнулся Нефрет, чьи широко раскрытые глаза не отрывались от его лица.

– Выбрось из головы Риччетти, моя дорогая, он навестил нас только для того, чтобы… м-м… поздороваться. Он удалился от дел несколько лет назад, скопив достаточно денег, чтобы хватило на всю жизнь. Торговля хорошо окупается, особенно в районе Фив. Я рассказывал вам о деревне Гурнех, построенной посреди древнего кладбища. Жители этой дружелюбной небольшой общины – опытные грабители гробниц и создатели подделок, некоторые из которых достаточно хороши, чтобы обмануть даже экспертов. Бадж из Британского музея…

– Прошу прощения, отец, – прервал Рамзес, – но Нефрет знает всё это. Я рассказывал ей.

В данном случае я не обвиняла Рамзеса в неучтивости. Когда Эмерсон начинает рассказывать о мистере Бадже из Британского музея, он склонен использовать нецензурную лексику и не обращать внимания на то, что именно говорит.

Эмерсон сердито посмотрел на сына.

– О, действительно? Ну, никому из вас не повредит услышать это снова. Если ты избавишь меня от критики, Рамзес, я перейду к вопросам, с которыми даже ты не знаком, а именно – к карьере Джованни Риччетти.

Рамзес утих, дрожа от нетерпения, а Эмерсон тем временем неторопливо набивал и зажигал свою трубку. Я знала, чем вызвана эта задержка; он не хотел обсуждать причины появления Риччетти у нас.

– Говорят, – наконец продолжил Эмерсон, – что добыча из тайника королевских мумий в Дейр-эль-Бахри попала в руки Риччетти и была продана им. Некоторые из погребальных папирусов и ушебти[55] оказались в европейских коллекциях, что в конечном итоге привело к аресту воров и обнаружению властями могилы, но я подозреваю, что наиболее ценные предметы достались богатым коллекционерам, которые предпочитают не выставлять свои экспонаты. Мания коллекционирования... – И продолжал болтать, вспоминая историю, которую мы все знали наизусть, пока вдруг не прервал повествование фальшиво-весёлым тоном: – А, вот мы и вернулись в гостиницу!

– Ещё один вопрос, отец, если можно, – сказал Рамзес.

Эмерсон, считавший себя в безопасности, насторожился:

– Да, сын мой?

– Все ли торговцы антиквариатом такие жирные? Помнишь Абд эль-Атти[56]?

Эмерсон вздохнул с облегчением.

– Только те, кто практикует турецкие привычки, Рамзес. Полагаю, они могут считаться профессиональным риском для людей с чрезмерным богатством и отсутствием самоконтроля.

– Турецкие привычки, отец? Ты имеешь в виду, что синьор Риччетти любит...

– Еду, – громко перебил Эмерсон, бросив на меня страдальческий взгляд. – Еду, напитки, сладости, вино, спиртные напитки всех видов...

– Злоупотребление всем этим и недостаточные физические нагрузки, – похватила я, отвечая на невысказанную мольбу. – Mens sana in corpore sano[57], Рамзес, как я постоянно повторяла.

– Да, мама. Но…

– Время обедать, – заявил Эмерсон, вытаскивая часы. – Прямо сейчас, мои дорогие, согласны? Я голоден. Пибоди, позволь помочь тебе спуститься. Нефрет, милая...

Он чуть ли не втолкнул нас в столовую. Рамзес, похоже, понял намёк, ибо я отнюдь не предполагала, что он забыл предмет обсуждения. Я пообещала себе побеседовать с ним о целесообразности обсуждения определённых тем в присутствии его сестры. Однако у меня оставалось неприятное ощущение, что Нефрет, вероятно, гораздо лучше, чем Рамзес, разбирается в подобных вещах. Пожалуй, не помешает побеседовать и с Нефрет…

После завтрака Эмерсон рассыпался в извинениях:

– Несколько важных дел, мои дорогие. Я не задержусь. Э-э, Пибоди, почему бы тебе не устроить для нас один из этих восхитительных званых вечеров? Встречаться с друзьями по прибытии в Египет уже давно стало нашей отрадной традицией.