Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

Сергей с Михаилом принялись готовить мину, а я пошел в город. За один день успел побывать у Жукотинского, Красноголовца, Бойко и Клименко, встретился даже с Ивановым. Каждому из них сообщил об особом поручении и посоветовал подумать, как лучше выполнить его. Жорж Жукотинский со своими цементниками предложил такой вариант: изготовляется специальный контейнер с миной и запускается вниз по течению реки, с таким расчетом, чтобы через определенное время, когда мина окажется под мостом, произошел взрыв. У этого варианта было несколько недостатков. Тут нужны были точные математические вычисления, с учетом расстояния от места запуска контейнера до моста, скорости течения и веса контейнера. Хоть Жорж и заверял меня, что все будет выверено с максимальной точностью, я не считал этот вариант реальным, — любая непредвиденная деталь свела бы на нет все расчеты. К тому же, как выяснилось позднее, с обеих сторон на подступах к мосту река была перекрыта колючей проволокой.

План Лени Клименко был не менее дерзок.

— Группа вооруженных партизан, — говорил он, — инсценирует нападение на гарнизон и отвлечет этим внимание охраны от моста. В это время мы незаметно снимаем часового с противоположной стороны и закладываем мину.

По мнению Красноголовца, лучше всего было поручить завезти мину на мост кому-нибудь из машинистов — Шорохову или Скородинскому — или даже кондуктору Якову Тищуку. Но вскоре сам Дмитрий Михайлович вынужден был признать, что осуществить этот план вряд ли удастся.

— Я говорил с хлопцами, — сказал он. — Они согласны взять мину и сбросить на мосту. Но как такую мину доставить на паровоз? Теперь каждую паровозную бригаду тщательно проверяют, а в рейсе их сопровождает немецкий солдат с оружием в руках.

Шли дни, а никаких реальных возможностей взорвать мост мы не находили. Положение в городе и на станции все время усложнялось. Поездов на восток шло больше, и их стали зорче охранять. Гражданским лицам был категорически запрещен проезд в сторону Шепетовки без специального разрешения.

В Здолбунове участились облавы и проверки. Каждый новый человек вызывал подозрения, и, разумеется, едва я приехал, как меня взяли на заметку.

Дом братьев Шмерег стоял в самом конце тихой улочки. Чтобы пройти туда, вовсе не нужно было пересекать весь город, ночью можно было незаметно пробраться из Ровно со стороны Квасилова или из села Арестова. Но одно обстоятельство делало квартиру Шмерег не совсем удобной: обитатели соседних домиков не внушали доверия.

Именно в той стороне, где жили Шмереги, в глубине сада стоял опрятный домик, в котором жили две веселые дамочки. Они нигде не работали, ни с кем из соседей не знались, зато всякий вечер из их дома доносились пьяные голоса, пение, хохот, а нередко и ругань. Заходили сюда преимущественно немецкие солдаты, а порой и офицеры. Бывали и парни в штатском — дамочки никем не брезговали, лишь бы повеселиться. Попасть к ним можно было как с соседней улицы, так и через ту калитку, которая вела к Шмерегам.

— Смотри, — шутил Кузнецов, — случайно не ошибись адресом, а то ночью еще забредешь ненароком к тем дамочкам, а там клиенты…

Но это веселое соседство мало меня заботило: женщинам и их посетителям не было никакого дела ни до Шмерег, ни до тех, кто к ним заходит.

Зато другой сосед, не так давно поселившийся в доме на противоположной стороне улицы, вовсе не внушал доверия. Проходя по улице, я всегда видел его. Он или сидел на скамейке у крыльца, или стоял, облокотившись на забор, или выглядывал из комнаты в окно. И всегда у него был один и тот же вкрадчивый взгляд, а с лица не сходила ехидная усмешка.

Никто не знал его фамилии, но дети, бегавшие по улице, звали его дядькой Ониськом. Как-то я попросил Михаила разведать, кто он такой, этот дядька Онисько, и откуда приехал сюда. Но Михаил и знать о нем не хотел.

— А ну его к бесу, стану я еще о нем расспрашивать! — отозвался Шмерега-старший. — Я и так вижу, что это недобрый человек. Только и знает ко всем приглядываться. Словно боится прозевать кого-то. Какая мне разница, Терешко он или Онисько? Главное то, что он подозрительный тип и нужно его остерегаться, чтобы, часом, не накликал на нас беды.

И накликал-таки!

Я пришел к братьям под вечер. Когда проходил по улице, заметил «дядьку Ониська» — он прилип лицом к оконному стеклу и с любопытством смотрел на меня. Я подошел к калитке, открыл ее и обернулся. «Дядька Онисько» продолжал следить за мной. Тогда я направился в глубь двора, к дому, где обитали веселые девицы, и, обогнув сад, с тыльной стороны неприметно прошел к Шмерегам.

И вот ночью, между двенадцатью и часом, нас разбудила пулеметная стрельба на улице. Я припал к щели в ставне и разглядел несколько темных силуэтов в касках. Немцы! Они установили пулемет на заборе почти возле окна, у которого я спал, и стреляли отсюда по дому, где жили наши соседки.

— Что это такое? — спросил Михаил.

— Должно быть, ошиблись адресом, — ответил Сергей.

— Дядька Онисько! — воскликнул я. — Он следил за мной и видел, как я прошел в глубь двора.